Вячеслав Софронов - Путь диких гусей

— Так он не знает, что Сейдяк мой сын? — прошептал Едигир.

— А что это может изменить? — вопросом на вопрос ответила Зайла.

Едигир стоял раскачиваясь словно дерево под ветром. С его губ срывались слова:

— Какой я дурак… Какой я дурак…

А Зайла, желая вывести его из забытья, коснулась легонько волос хана, прошептав нежно:

— Сколько у тебя седины стало… Глянь!

Но видя, что Едигир не обращает на нее внимания, заговорила неторопливо и вполголоса, скорее для себя:

— Мы с братом росли вместе во дворце отца. Вместе играли, купались. Мы были рождены одной матерью, а у отца был еще старший сын, рожденный от ногайской княжны. Но его мы видели редко. К тому же он был всегда высокомерен и спесив. Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой. Вскоре меня забрали ее родственники. А брат остался во дворце. Встречались мы не чаще одного раза в год на больших праздниках, куда меня возили на большом верблюде, закутанную с головы до пят в материю. Никто не должен был узнать меня.

Едигир, наконец, перестал раскачиваться и подошел к низкому столику, на котором стояла пиала с прохладным напитком. Отпив глоток, он вернулся на место и слушал, не перебивая.

Родственники говорили, что ногайская жена отца поклялась убить меня и брата, чтобы не было претендентов на престол. Не знаю, почему она боялась меня, девушку? На Кучума было несколько неудавшихся покушений, но каждый раз его спасали преданные слуги. Чтобы спасти его, отец отправил брата далеко в горы. Вскоре приехали и за мной. Но по дороге на нас напали люди ногайской княжны и хотели бросить меня, связанную, в горах. Но потом решили, что можно выручить неплохие деньги, и продали купцам, что ехали в вашу Сибирь. Так я оказалась здесь.

Зайла замолчала. Едигир привлек ее к себе и попробовал поцеловать. Но она отвернула голову и с негодованием произнесла:

— Как ты можешь! Я жена твоего брата и останусь ею. Ты снял камень с моего сердца, заставив рассказать обо всем. И я благодарна тебе, но…

При этих словах они услышали шаги, приближающиеся к шатру. Едигир отпрянул от Зайлы, и в шатер стремительно ворвался Рябой Hyp.

— Ата-Бекир сбежал! — крикнул он с берега.

— Как сбежал? — не понял Едигир.

— На лодке сбежал, — резко ответил Hyp, — я видел, что он некоторое время крутился у твоего шатра и вроде к чему-то прислушивался. Мне показалось, что ты отдыхаешь, и плохого не подумал. А вскоре прибегает дозорный и кричит: "Кто-то на лодке уплыл". Хватились, хотели догнать, а весел нет ни в одной лодке. И этот шакал исчез.

— Да… Не ожидал я от него… Впрочем…

— Впрочем, он может направиться прямиком к свояку Соуз-хану, а тот в лагерь степняков, и жди гостей. У нас едва ли наберется сто человек защитников.

Оба торопливо вышли из шатра и направились на обрыв. Ночь быстро прошла, и в утреннем чистом воздухе плыли тонкие паутинки, предвещающие близкую осень и хорошую погоду. Иртыш, делающий крутой поворот возле самых стен городка, лежал как спущенный лук, поблескивая белесыми водами. На его поверхности не было видно ни одной лодки.

— Уже уплыл, — развел Едигир руками, — что ж, надо готовиться к обороне. И в первую голову отправить из крепости женщин и детей. Пусть едут в дальние северные улусы, укрываются у родни.

— А Зайла? — внимательно посмотрел на хана Рябой Hyp.

— И она тоже, — чуть помедлив, ответил Едигир, — но я сам скажу ей об этом. — И он направился к шатру своего брата.

Там уже хлопотали несколько нянек под руководством старой Анибы, стряпали лепешки, ощипывали рябчиков, доставленных утром охотниками.

Сама Зайла-Сузге одевала Сейдяка в маленький халатик из голубой камки, расшитый по отворотам шелковыми нитками.

Едигир внимательно всмотрелся в узор и, слегка кивнув в сторону Сейдяка, спросил:

— Знаешь, как я догадался, что тот человек, выдающий себя за купца, совсем не тот, кем он себя назвал?

Зайла повернула к нему голову, показывая, что слушает.

— У него на пиале и на подушке был точно такой же узор, что ты вышиваешь… — тут он замялся и, чуть кашлянув, продолжил:-… своему сыну на одежде.

Зайла мягко улыбнулась и пояснила:

— Да, этот узор принадлежит нашему роду. А ты, хан, оказывается, наблюдательным иногда бываешь?

Едигир вспыхнул, но вспомнил, зачем он явился, и, взяв себя в руки, приказал:

— Всех женщин и детей отправляем из городка. Собирайтесь и вы. К вечеру тут никого не должно быть. Ясно?

— Только хан забывает, что я не "все"! — отрезала Зайла на этот раз, даже не повернув голову. — Я буду ждать мужа.