Вячеслав Софронов - Путь диких гусей

Вернулась девушка в шатер в слезах и тихонечко легла на свою лежанку, вслушиваясь, как ровно дышит во сне Сабанак, не подозревающий о скорой разлуке.

А утром раздался с башен городка громкий крик охранника: "Сибирцы! Сибирцы в лесу!" Повыскакивали воины из шатров, торопливо натягивая на себя доспехи, бросились на башни. Одним из первых прибежал Сабанак и спросил кричавшего охранника:

— Сколько их было? Не показалось случаем?

— Да как могло такое показаться?! Десятка два было. В шлемах и доспехах. Все на лыжах.

— Лыжи? Что это такое? — удивился Сабанак.

— Как что? — в свою очередь удивился охранник. Он был из числа сибирцев, перешедших на службу к Кучуму вместе с немногими беками и мурзами. — Лыжи — это такие доски, на которых удобно по снегу ходить. Без них в наших краях зимой и шага не сделаешь.

В новинку было это Сабанаку, встречающему первую сибирскую зиму.

— А что, лошади у них тоже на этих самых лыжах ходят?

— Нет, — засмеялся охранник, — лошадей никак не можем научить на лыжах стоять. Но надо попробовать, однако.

Тяжело отдуваясь, влез на башню Алтанай в теплой лисьей шапке и, сбив ее на затылок, спросил племянника:

— Видел их?

— Да нет, когда я прибежал, то и след простыл паршивых сибирцев. Они же не дураки, чтоб дожидаться, пока мы их схватим. Удрали…

— Далеко уйти они не могли, — почесал в раздумье бороду Алтанай, — но все одно не нравится мне это. Коль они здесь появились, значит, силу свою чуют. Надо бы догнать их да в плен взять одного, двух. Порасспросить, что они там затеяли…

— Дозволь мне? — заблестели глаза у Сабанака в предвкушении от предстоящей погони.

— Давай, — кивнул крупной головой башлык, — возьми с полсотни, и на конях попробуйте настигнуть лазутчиков. Только осторожнее будь, парень, — хлопнул племянника по плечу.

— А то как же, буду в оба глядеть, — радостно крикнул тот, уже скатываясь с башни.

— Знаю я твою осторожность, — проворчал Алтанай, спускаясь следом.

— Ой, башлык, — обратился к нему сверху охранник, — на лошадях им в лесу нечего делать. Снег шибко большой лежит, увязнут.

— Что мы снега не видели что ли, по-твоему, — отмахнулся, не обернувшись, тот, — сколько можно тут сидеть. Пусть разомнутся малость.

Кучум стоял возле своего шатра, терпеливо дожидаясь, когда ему доложат о причинах беспокойства. Рядом неотступной тенью переминался с ноги на ногу Карача-бек, заменивший ему былых единомышленников.

Тяжело переваливаясь, подошел Алтанай и, не поздоровавшись, обронил:

— Напрасный шум. Стражник сказал, что десятка два сибирцев в лесу показались, но, поняв, что их обнаружили, тут же и скрылись. Я отправил Сабанака с полусотней, может, нагонит их.

Карача, внимательно слушавший вместе с ханом сообщение башлыка, открыл было рот, собираясь что-то сказать, но, чуть помедлив, не проронил ни звука. Однако Кучум заметил это и махнул ему головой:

— Говори.

— Да я в военном деле мало понимаю, но боюсь, как бы молодой Сабанак в засаду не угодил. Больно горяч он…

— Можешь вместе с ним поехать, — неприязненно перебил визиря Алтанай, — ты у нас больно умный. Покажешь, как воевать надо.

— Хватит, — оборвал Кучум, — он правильно сказал. Но как ты решил, пусть так оно и будет. Видать, замышляют что-то сибирцы. Хорошо бы опередить их.

— Для того и Сабанака посылаю, чтоб языка схватил, — пробурчал башлык, недовольный тем, что его как бы заставляют оправдываться.

Сабанак заскочил в шатер, возбужденный и радостный, начал торопливо собираться, не обращая ни малейшего внимания на Биби-Чамал, жавшуюся возле своей лежанки и не смевшую слово произнести. Но когда он уже пошел из шатра, то девушка не выдержала и бросилась на шею к любимому.

— Милый, чует мое сердце, что не свидимся мы больше! — запричитала она. — Не уходи, прошу тебя!

— Да ты чего такое говоришь?! — Сабанак попытался освободиться от девичьих рук, но она так вцепилась в него, что не оторвать. — Чего раньше времени хоронишь меня?! — вспылил он. — Пошла вон, девка! — И, схватив за косы, отбросил девушку от себя, зло выругался и, не оглядываясь, вышел из шатра. Та упала на пол и, закрыв лицо тонкими ладошками, запричитала: "Свет мой ясный, радость моя… Да как же я одна останусь?!" Потом, спохватившись, что и впрямь хоронит любимого раньше времени, вскочила на ноги и выскочила следом, чтоб хоть бросить прощальный взгляд на Сабанака.

Полусотня с лихим гиканьем выскочила из ворот городка, провожаемая одобрительными криками товарищей: