Владимир Бараев - Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

Арсыган разложил горячие куски баранины. Тост следовал за тостом, а фунде-бошко успевал выпивать и между ними, жадно пожирая мясо, помидоры. В конце ужина он встал, пошатываясь, обошел костер, обнял Бестужева и начал что-то лепетать. Лицо его было потное, тело горячее от огня и водки.

— Господина офицера говорита: завтра надо ходи рано-рано.

Арсыган кликнул кого-то с улицы. Во двор вбежали люди с носилками, и, едва они оказались у костра, фунде-бошко рухнул в носилки. Арсыган засеменил вслед за процессией.

— Как ловко все! — восхитился Павел и поднял левую руку вверх. Джумига сунул в нее помидор, и все засмеялись. Хозяин с Джумигой, боясь офицера, почти не ели и не пили. Теперь, после ухода фунде-бошко, старики с удовольствием выпили и начали есть. Прощаясь с ними, Бестужев попросил принести утром несколько куриц и яблок. Баржа находилась недалеко. Бестужев с Павлом вернулись и легли спать.

На рассвете маньчжуры принесли битую птицу и пять ящиков яблок. Бестужев достал кошелек, но Джумига сказал, что это подарки.

— Би без мунгу абхымбоб! [21] Я без денег не возьму! — ответил Бестужев на смеси бурятских и русских слов. Маньчжуры все же поняли его. Но брать деньги наотрез отказались.

Вдалеке послышался стук колес и копыт, затем из тумана показались лошадь и дрожки, в которых сидели фунде-бошко, Арсыган и возчик. Офицер выглядел неважно. Опухшие веки, тоскливый взгляд, мятое лицо выдавали похмелье. Зайдя в каюту и увидя в шкафчике бутылку красного ликера, показал на нее. Бестужев налил ему тягучей розоватой жидкости, настоенной на мяте. Фунде-бошко, не торопясь, с удовольствием начал смаковать ее мелкими глотками. Выйдя на палубу, он приказал Арсыгаиу и Джумиге, которого взяли как переводчика, сесть у носовой бабки, а сам пошел спать.

На пологом правом берегу лежало много перевернутых джонок. Еще больше их качалось на воде. За пристанью виднелись крыши глинобитных вышек наподобие каланчей, на которых висели флаги, шары, силуэты каких-то фигурок. Увидев на берегу группу офицеров в шапках с синими и белыми шариками, фунде-бошко сник. От его высокомерия не осталось и следа.

— Ну, братцы, не плошай! — крикнул Бестужев кормщику и гребцам. Осторожно подходя к пристани, чтобы не задеть джонки, они плавно подвели баржу к причалу. Большая толпа стала наседать на солдат, ограждающих спуск к пристани. Тех, кто особенно выступал вперед, они отгоняли палками. Бестужев, Павел и Чурин сошли на берег, за ними спустились фунде-бошко, Арсыган и Джумига.

В окружении чиновников стоял правитель города мейрен-джангин [22] Должностное лицо (маньчж.) Хуцумба. Он был в курме темно-желтого цвета, на шапке — светло-голубой шарик и три собольих хвоста. Человек почтенных лет, с весьма умным выражением лица и проницательным взглядом, он держался строго и с большим достоинством. Выйдя вперед, Ху цумба с легким поклоном пожал руку Бестужеву и его спутникам, затем представил своих помощников, среди которых оказался «почтарь». Тот и вида не подал, что знает Бестужева. Правитель начал говорить, Бестужев хотел позвать Джумигу, но того вместе с фунде-бошко и Арсыганом уже не было рядом, и переводить стал один из офицеров.

— Мейрен-джангин Хуцумба проси позволень сообщай ваш приезд амбань Джераминга и приглашай ходи тота дом.

— Скажите, что я позволяю это, — кивнул Бестужев.

Офицер прокричал что-то, и толпа раздалась в стороны. Солдаты, шедшие впереди, покрикивали на людей, замахиваясь палками. Торжественная процессия направилась по коридору из людей, которые с любопытством оглядывали трех высоких русских начальников.

— Смотрите, сколько женщин, — сказал Павел.

— Да какие хорошенькие! — отметил Чурин. Китайских женщин Бестужев не видел никогда.

В Кяхте и Маймачене, как и в других пограничных городах, им не разрешалось жить. И здесь он впервые увидел маньчжурок, которые показались ему гораздо красивее, выше буряток и тунгусок. Этому, вероятно, способствовали высокие прически: аккуратно зачесанные вверх волосы украшены цветами. Одеты они в синие платья или длинные курмы с широкими рукавами, а внизу узкие шароварчики с тесемками. Ноги у большинства длинные, стройные. Здесь явно нет обычая уродовать их колодками. Движения плавные, грациозные, глаза быстрые, живые. Чурин подмигнул одной из них, она смущенно зарделась, отвела глаза, но тут же лукаво, озорно глянула на него и Бестужева. Молодых мужчин в толпе совсем нет — большинство мобилизованы в армию. А старики и старухи в рубище и лохмотьях. Детишки босые, полуголые.