Владимир Бараев - Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

Чистые, нежные звуки флейты унесли Бестужева в далекий додекабрьский Петербург. Невольно вспомнились концерты, на которых он бывал с Анетой Михайловской.

На этом музыкальном вечере Бестужев увидел в генерал-губернаторской ложе поднявшегося Муравьева, тот глянул на него и что-то сказал Дадешкилиани. Сандро кивнул и скрылся за портьерой. «Какое-то срочное дело», — подумал Бестужев и очень удивился, когда Сандро подошел к нему в фойе и сказал, что Николай Николаевич просит его к себе.

Генерал-губернатор сидел в кабинете и что-то писал.

— Ну как вам иллюминация? — кивнул он на огни за окнами.

— Даже в Петербурге не припомню такой.

— Вчера пришел пакет от Перовского. Судя по его словам, иллюминация в Пекине была даже лучше нашей. Китайцы отметили Айгунский трактат как самое большое празднество. «Нежность богдыхана к русским неописуема», — пишет Петр Николаевич. Но маньчжурская династия близка к падению, и произойдет это в ближайшие годы, от силы — десятилетия…

«А сколько продержится династия Романовых? Как бы граф ответил на этот вопрос?»— подумал Бестужев. Видимо, уловив что-то в лице собеседника, Муравьев истолковал это как недоверие к своим словам и стал их обосновывать.

— Виной всему — самоизоляция Китая. Западные страны развивают промышленность, торговлю, перевооружают армию, флот, на тот же путь становится Япония, а Китай замер в вековой дреме и безнадежно отстал. Вот почему не стоит входить в сношения с нынешним богдыханом. Потому-то я был против маневров Путятина… И все же хорошо, что вопреки всему нам удалось восстановить естественную границу по Амуру.

— И вот теперь самая пора подумать о южных портах, — сказал Бестужев.

— Опять вы за свое, — улыбнулся Муравьев, — но сейчас соглашаюсь с вами. Новый трактат предоставляет нам такую возможность.

— На Тихом океане необходима крепость вроде Кронштадта или Севастополя…

В это время дежурный офицер принес только что доставленную почту. Распечатав конверты, Муравьев прочитал письма, потом взялся за пакеты и достал кипы газет. Бестужев обомлел — «Колокол»! Муравьев, довольный произведенным впечатлением, встал из своето кресла, раскрыл один из шкафов.

— Смотрите! — на полках лежали комплекты «Колокола» и все выпуски «Полярной звезды». — Вы их читали?

Бестужев замялся, а Муравьев улыбнулся.

— По глазам вижу, читали. Впрочем, ладно… Пример этих изданий навел меня на мысль о пользе печати как отдушины для спускания паров общественного мнения. Пусть пишут, витийствуют на бумаге, разряжают страсти и напряжение умов. Пусть выявляются смутьяны… Впрочем, меня занесло, — не без цинизма заметил Муравьев, — и посему я решил расширить местную печать. Зачем узнавать все только из-за границы? Помимо «Губернских ведомостей» скоро будет выходить первая частная газета, назовем ее «Амур». Редактором будет Загоскин, цензором — я. Пусть пишут о безобразиях в откупкых делах, о недостатках в городе и губернии, а то действительно забывается кое-кто от полной бесконтрольности и безнаказанности…

«Прелюбопытные рассуждения, — подумал Бестужев. — Но Муравьев не учитывает того, что печать — палка о двух концах. Однако же долго еще гласность в России будет трубою, которую будет затыкать такой вот капельмейстер в мундире».

Муравьев собрал только что пришедшие номера «Колокола» и начал укладывать их в шкаф. Пока он возился там, Бестужев увидел на столе список представленных к наградам за Айтунский договор. В начале четко видна цифра 220, затем — названия орденов разных степеней Святого Владимира, Святой Анны, Святого Станислава, медалей, золотых и серебряных, на Андреевской и других лентах. Множество людей представлено к единовременным денежным наградам и пожизненным пенсионам. Список китайцев возглавляли генерал Ишань и айгунский амбань Джераминга.

Вернувшись к столу, Муравьев понял, что Бестужев увидел список, и высказал сомнение в том, что в Петербурге одобрят такое количество награжденных.

— Не знаю, как Горчаков, но другие чиновники министерства иностранных дел ох и скупы на награды! Грешным делом хотел и вас включить сюда, но понял, что это невозможно…

Удивлению Бестужева не было предела. Неужто и впрямь было так или Муравьев придумал это сейчас? Этого ему никогда не узнать.

— Извините, Николай Николаевич, есть у меня небольшая просьба, но она не связана с этим, — он кивнул на список.