Ольга Гурьян - Обида маленькой Э

Они оба стояли в дальнем углу в толпе любопытных.

— В медицине известны такие случаи, — шептал Гуань Хань-цин, — Старые врачи умели их лечить, и мой отец научил меня. Как-то пригласили меня к больной. Родители выдали ее замуж; своего жениха она никогда не видела. Сваха сосватала, жених прислал дары, гадальщик указал счастливый день. Девушку принесли в дом жениха в закрытых носилках. Когда она вышла из них и подняли покрывало, закрывавшее ей лицо, она увидела, что жениху за пятьдесят, что он крив на один глаз, что у него заячья губа, щеки изрыты оспой и на спине горб. Тотчас лишилась она дара речи. Жених не пожелал принять немую и отослал ее обратно к родителям. Я ее вылечил.

Между тем судье надоело ждать, когда Ли Юй заговорит. Он :подал знак, и пристав ударил Ли Юя бамбуковой палкой. Мальчик поднес руки к горлу, пытаясь что-то объяснить, и опять издал тот же бессмысленный звук. Оба пристава принялись осыпать его ударами, но без толку.

Судья сказал:

— Придется применить пытку, пока он не заговорит и не сознается.

— Ваша милость! — закричал Гуань Ханъ-цин и, растолкав толпу, направился к помосту; тут пристав ударил его по спине, он упал на колени и уже на коленях продолжал: —Ваша милость, Я врач, и способом, который передавался из рода в род, умею лечить немоту. Если милостивый судья позволит, я попытаюсь применить мои скромные знания.

Судья сказал, и переводчик перевел:

— Суд согласен повременить с пыткой.

— Мне нужна дудочка или свисток из бамбука, дерева или кости.

Тотчас из толпы зрителей протянулись руки со свистками и дудочками. Гуань Хань-цин выбрал одну из них и подошел к Ли Юю

Судья поспешно подобрал полы халата и полез вниз с помоста. Два писца подхватили его под локти, помогая спуститься. Переводчик вытянул шею, смотрел сверху, улыбался недоверчиво. Приставы выпустили веревку, стояли, выпучив глаза.

— Открой рот пошире, Ли Юй, и не бойся. Я не сделаю тебе больно.

Мальчик доверчиво прижался к Гуань Хань-цину. По его лицу текли слезы. Он храбро и жалобно улыбнулся и открыл рот широко как галчонок. Гуань Хань-цин ловким движением вставил свисток ему в гортань.

Раздалось пронзительное верещание. Судья отскочил как ужаленный. Переводчик спрыгнул с помоста, спеша на помощь. Ли Юй пищал, взвизгивал, булькал, пытаясь заговорить. Иногда звук становился таким высоким, что почти нельзя было его услышать. Из хаоса звуков выделялись слова.

— Я невинен, невинен! — пищал, захлебываясь, Ли Юй.

— Это колдовство! — закричал переводчик. — Хватайте врача, как бы не причинил зла его милости.

Но судья был в восторге. Он приседал, хлопал себя по коленям, тыкал Ли Юя пальцем в плечи и грудь.

— Пусть говорит. Рассказывай, как было дело.

Ли Юй пищал отрывисто и невнятно. Отдельные слова вырывались пронзительным визгом:

— … Пошли гулять. сильный ливень… Спрятались в храме… Вдруг цоканье копыт…

— Что это за копыта? — сердито прервал судья. — По закону китайцам запрещено держать лошадей. Что ты хочешь сказать этими копытами? Не собираешься ли ты обвинить какого-нибудь монгола? Эй, дать ему палок!

Но Ли Юй отрицательно замахал руками, завизжал:

— Не монголы, не китайцы, не люди! Черти или горные духи. Так кричали, так дико, так страшно, не как люди. Воют, гремят, ветер и гром. Мы испугались, спрятались в проход, за статуей. Согнулись, чтобы не было видно. Они злетели в храм бурей. От вихря у нас волосы на голове поднялись. Они в храме начали пирозать. Подняли адский шум, н грохот, к пение, и ржание, и гром гремит, и молнии красные, как отблески факелов. И вдруг — а-а! а-а! — из-за статуи рука. Тянется, тянется, увернуться некуда. Огромная. Заполнила весь проход. Каждый палец толще, чем все мое тело. Пальцы шевелятся, ищут. Схватили Сюй Сань. Сюй Сань взлетела под потолок и перелетела через статую. Я закрыл голову руками, закатился в уголок. А там шум еще громче, и визги, и вопли, и звон. Вдруг все стихло. Я вылез и увидел: черти убили Сюй Сань. Я так испугался, не могу двинуться с места. Хочу позвать на помощь — говорить не могу. Больше ничего не знаю.

По мере того как переводчик переводил, лицо судьи становилось все сосредоточенней. Он пристально вглядывался в лицо Ли Юя, дергал себя за ухо, почесал угол рта, усиленно что-то соображая. Спросил:

— А ты видел этих духов в лицо? Ты мог бы их узнать, если бы где-нибудь встретил?

— Ваша милость, я не посмел смотреть. Я зажмурил глаза и прикрыл их рукавом. Если бы я взглянул, они бы меня тоже убили