Леонид Дайнеко - Тропой чародея

— Хочет отдать меня за родовича Анисима, — всхлипнула Ульяница. Обычно она была веселой, даже озорной, и этот ее всхлип ножом резанул Беловолода.

— А ты? — побледнел он. — Ты хочешь выйти за родовича?

Она глянула на него и будто к кресту прибила своим взглядом.

— Лучше смерть, — сказала она.

— Тогда пойдем, — схватил ее за руку, потянул за собой Беловолод.

— Куда пойдем?

— В Менск. Ко мне.

Они споро пошли вдоль берега. Густой вечерний сумрак завладел всей округой. Ульяница держалась за Беловолодову руку, держалась мягко и нежно, и это волновало унота.

В мертвом городе не было ни огонька. Они прошли через разрушенные и опаленные ворота и остановились, ибо увидели множество аистов на темной опустевшей улице… Птицы ходили важно, неторопливо, будто бояре в богатых белых кожухах, собравшиеся на свое вече.

— На счастье, — прошептал Беловолод. — Это нам с тобой на счастье, Ульяница.

Ульяница прижалась к нему, и они застыли, замерли, глядя на медлительных величавых птиц. Казалось, аисты светятся в темноте. Вот один из них, наверное вожак, взлетел, широко махая крыльями. За ним поднялись в вечернее небо и остальные. Скоро они растаяли в темноте. И Беловолод вдруг понял: душа мертвого города навсегда отлетает из этих мест. Будут новые города, будут шумные торжища, будут церкви и дворцы, а этого города никогда уже не будет. Прощай, город на Менке.

Беловолод с волнением и страхом посмотрел на Ульяницу. Девушка не отрывала глаз от взлетевших птиц, лицо ее выражало тревогу. О чем она думает? Может быть, о том, что она тоже когда-нибудь отлетит навсегда и след ее ноги на берегах Менки исчезнет, засыплется песком? Не отлетай, моя хорошая! Будь со мною. Иди рядом по этой ласковой и грешной земле.

— Ульяница, — тихо сказал Беловолод, — прошу тебя, запомни этих птиц. Помни их всегда, в горе и радости.

Она удивленно посмотрела на него, поняла, вся вспыхнула, засветилась, согласно кивнула головой.

Мастерская Дениса, в которой жил Беловолод, была довольно просторной полуземлянкой, срубленной из толстых сосновых бревен. Внутри ее разделяли на две половины вертикально поставленные брусья. Перегородка из брусьев не доходила до потолка. В той половине мастерской, куда они попали сразу с улицы, стояла большая печь, сложенная из полевых камней и обмазанная красной глиной. В стене напротив печи было прорублено вытяжное окно для дыма. Рядом с печью Ульяница увидела выкопанную в глинобитном полу яму, до краев наполненную белым речным песком. Таким песком посыпают пол в мокрядь и дождь. В другой, чистой, половине мастерской пол был устлан широкими осиновыми досками. Вдоль стены Денис в свое время поставил широкие полати, затянутые бобровыми и волчьими шкурами. На стенах висели отполированные клыки диких кабанов, лосиные рога, разноцветные бусы из янтаря и стекла, мотки медной и серебряной проволоки, красиво украшенные ремни и бляхи для конской сбруи, стрелы с металлическими и костяными наконечниками.

Ульяница удивленно посмотрела кругом, сказала;

— Богато живешь, Беловолод!

— Денисово это богатство, — невесело проговорил Беловолод. — Когда Ярославичи начали жечь и разорять город, он успел все надежно спрятать.

— Ты жалеешь Дениса? — спросила Ульяница.

— Родней отца он был для меня. Учил всему доброму, как же такого человека не жалеть? Все бы отдал, чтобы освободить его из плена.

Беловолод подошел к Ульянице, мягко, ласково привлек ее к себе, спрятал свое лицо в ее шелковистых волосах. Оба умолкли. Молчал и унылый, разрушенный город. Только где-то за Менкой выл одичалый пес. А может, это волк-людоед, которых, по слухам, много развелось в окрестных пущах.

— Не страшно тебе здесь одному, Беловолод? — дрожащим голосом спросила Ульяница.

— Страшно, — искренне признался Беловолод. — Головорезы в город приходят, даже не дождавшись ночи. Все до последней нитки у людей забирают. Есть, говорят, у этих головорезов и свой воевода — Иван Огненная Рука.

— Огненная Рука? — вздрогнула Ульяница. — Какое ужасное имя!

Она прильнула всем своим телом к уноту. Он начал целовать ее, и Ульяница отвечала на поцелуи, отвечала с молодой страстью и взволнованностью.

— Любишь ли ты меня? — прерывистым шепотом спросил Беловолод.

— Люблю. Пойду за тобой, как нитка за иголкой. Но трудно мне, любимый, ой как трудно! Родович сватов шлет. Спаси меня, Беловолод.

Ульяница заплакала, и ее неожиданные, такие горькие слезы поразили унота. Он стоял как испепеленный молнией. Он не знал, что надо делать в таких случаях, и только осторожной рукой вытирал слезы со щек и глаз любимой.