Питер Грин - Смех Афродиты. Роман о Сафо с острова Лесбос

В дверь тихонько постучали. Вошла Праксиноя, а за ней юная, испуганная рабыня (Талия? Эринна?). Я повелела им зажечь светильники в баньке и согреть воду. Ужинать? Нет, сказала я, есть не буду. Праксиноя печально покачала головой. Оказывается, она приготовила мне роскошное блюдо из перепелки. Неожиданно я почувствовала себя крохотной и слабой, словно дитя. Да нет же, говорю, нет! Уловив в моем голосе нотки истерики, Праксиноя шикнула на девочку, отсылая прочь. Я услышала их тихий разговор, доносившийся из соседней спальни, потом металлический звон, шум льющейся воды и потрескивание занявшихся огнем веток — это разожгли огонь под огромным медным чаном в баньке. Затем Праксиноя вышла снова — до моих ушей донесся знакомый шорох шагов, удалявшихся по коридору в сторону лестницы. Девочка, оставшаяся в баньке, начала сперва тихонько, потом все громче насвистывать бесхитростную мелодию, разбередившую мои детские воспоминания. Впервые я услышала еще в Эресе, как ее поют женщины за ткацким станком. Я вздохнула, встала и, точно во сне, направилась в спальню.

По обе стороны моего туалетного столика, точно часовые, стоят большие семисвечники. В каждом горят чистым ровным пламенем семь больших свечей, роняя отблески на золотое узорочье и кованое железо. Это был, прямо скажем, не тот подарок, о котором я просила, а даритель, хотя его давно уж нет на свете, по-прежнему заставляет меня чувствовать себя неловко, когда вспоминаешь его жесткую, бескомпромиссную мужскую стать. Когда Антименид вернулся от вавилонского царя, у которого служил наемником и ходил походом на Иудею, он привез мне эти семисвечники в знак примирения, но вместе с тем в этом подарке заключался и вызов. «Из разоренного иудейского храма», — небрежно бросил он, показывая взглядом на шестиконечные звезды на стыке ножки и разветвления. Я испугалась: вдруг на них лежит печать проклятия — они ведь были свидетелями того, как пролилась кровь иудейских жрецов. «Ерунда, — возразил он, — пустые сплетни вояк и базарных торговок!» По тону его голоса сложно было понять, какую из двух вышеназванных категорий он презирает больше.

Но в них таилось что-то магическое — от ножки к разветвлению словно бежал диоскуров огонь [10] …бежал диоскуров огонь. — Диоскуры — братья Кастор и Полидевк считались покровителями в битве и покровителями моряков, почитались как спасители при кораблекрушениях, им приписывались «огни святого Эльма» на верхушках мачт кораблей. . Антимениду было прекрасно ведомо волшебное впечатление от семисвечников, как оно стало ведомо мне. Он также прекрасно знал, что такая гордячка и скупердяйка, как я, ни за что не захочет расстаться с этими необыкновенными, редкостными вещами. Помню, как он расхаживал туда-сюда вдоль южной колоннады, цокая подковками сапог по каменным плитам. Высокая, мощная, неуклюжая фигура с густыми прядями седеющих волос и белой складкой шрама от удара мечом, пересекшей всю щеку. В общем, бравый вояка, который не прочь прихвастнуть, повествуя о своих похождениях. Но при этом он (как и все другие члены его семьи) мог неожиданно перейти от деспотически-грубого, циничного монолога на политические темы к изящной проницательно-серьезной речи, чем заставал собеседника врасплох. Он нравился мне больше, чем любой из его братьев, но и только. Вот что сказал он мне в то весеннее утро почти четверть столетия назад — это у меня до сих пор не стерлось из памяти.

— Каких только людей не встретишь в самых неожиданных местах, Сафо, — изрек он резким, отрывистым тоном, как будто нарочно подгоняя его под свою естественную стать. — И чему только не научишься за шесть лет службы наемником! Книги? Что книги? — словно бы в насмешку оборвал он фразу, заставив сказанное повиснуть в воздухе. — Ты да мой любимый братец-пиит готовы часами пересказывать мне в самых пышных словах старые истории о наших доблестных предках. Но я-то был свидетелем! — снова оборвал он себя, стиснув кулаки и нахмурив брови. — Я служил у критян, ты это не хуже меня знаешь. Я служил у горных критян!

Я только кивнула в ответ. Кому, как не мне, все знать про Антименида и его навязчивую идею относительно Крита. Послушать его, так можно подумать, что все знатные лесбосские роды происходят только от царя Миноса [11] Царь Минос — могущественный и справедливый царь Крита и прилегающих островов; жил до Троянской войны, сын Зевса и Европы, супруг Пасифаи, отец Ариадны и Федры; выдающийся законодатель, приказал Дедалу построить лабиринт для Минотавра. Находившиеся от него в зависимости афиняне должны были ежегодно в качестве дани присылать на съедение Минотавру семерых юношей и девушек, до тех пор пока Тесей не избавил их от этого. . Эту, мягко говоря, странную легенду он сплел из россказней, услышанных от таких же, как он сам, вояк, купцов, странствующих певцов, бродящих по набережной нищих, корабельщиков, носимых волнами по Средиземному морю, — такие за глоток винца ради красного словца не пожалеют родного отца. Он рассказывал об огромных, похожих на лабиринты дворцах, построенных в незапамятные времена, о черных кораблях и странных богинях, о страшном пожаре и грабежах и об огромной приливной волне, обрушившейся с ревом на беззащитные постройки гавани и городские дома, чьи стены не спасли обитавших в них кичливых, франтоватых особ.