Лоуренс Грин
Острова, не тронутые временем
И цель моя, покуда жив,
Плыть на закаты, умывая
Все звезды Запада. Быть может,
Огромный вал меня проглотит...
Быть может, достигну я Счастливых Островов
И там великого увижу Ахиллеса.
А. Теннисон (перевод А. Эппеля)
Глава первая
Остров прокаженных
Все ленивые люди в этом мире, и я в том числе, почему-то крайне неравнодушны к чарам одиноких, затерянных в океане островов. Стоит только отыскать для себя подходящий остров, и вам уже кажется, что настало время распроститься со своим прошлым и начать новую жизнь вдали от раздражающего нас и полного докучливых забот большого города. Если вы разумно выберете себе место уединения, то можете без особых трудов и хлопот прожить там остаток жизни. Идеальный остров нашей мечты — это место, где не нужно работать совсем, за исключением мелких необременительных обязанностей, с готовностью выполняемых для какой-нибудь очаровательной спутницы — компаньонки по уединению.
Признаюсь, однако, что я лично частенько тяготился такого рода добровольным отрешением от мира и не раз ретировался из таких уединенных мест на мою цивилизованную прибрежную равнину [1] Автор живет в Кейптауне. (прим. пер.)
. По своему характеру я скорее перелетная птица, чем отшельник на далеком острове. Имея возможность всегда жить там, где мне хочется, я тем не менее всегда предпочитал оставаться горожанином.
Так, например, несколько лет назад я внезапно прервал серьезную работу и добровольно изгнал себя на месяц на остров Наполеона — Святую Елену, приютивший немногих счастливцев, которые живут там все время; но только там я в полной мере почувствовал, что потерял большую часть тех рабочих стимулов, которые вдохновляли меня в городе, — улицы, библиотеки, ежедневные газеты, кино и театры, старые друзья. И я продолжаю тяготиться добровольным отрешением от мира, когда на меня, как говорят, «находит» вдохновение.
Как ни странно, но первым местом, которое надолго расположило меня к себе, оказался островок, где живут прокаженные — люди, навеки оторванные от здоровых жителей земли.
Это произошло за несколько лет до первой мировой войны, в пору моего ученичества, когда я, еще мальчишка, посетил остров Роббен. Все, кто когда-либо путешествовал по морю, направляясь к Южной Африке, знают этот низкий песчаный остров у входа в Столовую бухту, конфигурацией напоминающий кита с маяком на спине.
Никто из многочисленных жителей Кейптауна никогда не был на острове Роббен, хотя единственное препятствие к такой экскурсии — семь миль моря (чаще всего, правда, весьма неспокойного) от города до острова. В прошлом Роббен использовался как концлагерь для осужденных, потом там были сумасшедший дом и больница для прокаженных, а под конец стал укрепленной военной крепостью, «Южным Гельголандом» [2] Роббен претерпел полный цикл превращений; совсем недавно его военный гарнизон был эвакуирован, и остров вновь стал лагерем для заключенных. (прим. авт.)
. Мне нравится старый остров Роббен, и могу вас заверить, что многие прокаженные долго тосковали по своему дому-острову, когда на материке, в тысяче миль от моря, была построена для них новая, превосходная больница.
Впервые я посетил остров по приглашению одного из тамошних врачей — друга нашей семьи. Местечко, надо сказать, пользовалось мрачной репутацией, и я бы, возможно, отказался, если б не этот самый доктор, который настойчиво советовал мне отбросить ненужные мысли о «заразных микробах» и брать всегда пример с прокаженных, которых даже тяжелая болезнь не лишила способности радоваться жизни.
Сначала остров Роббен показался мне довольно романтичным. Я увидел изъеденные прибоем скалы, о которые разбился голландский корабль «Дагераад» с сокровищами. Золото все еще лежало на дне моря, ласкаемое длинными прядями ламинарий [3] Ламинарии — бурые водоросли длиной до двухсот метров. Образуют крупные скопления в защищенных от волнения бухтах малых островов, препятствующие подходу к берегу судам мелкой осадки. (прим. ред.)
. Один из берегов острова, «Свалка», получил свое название из-за многочисленных обломков затонувших кораблей — ржавого железа, паровых котлов, остатков мачт, люковых решеток и разбитых спасательных буев, — нашедших здесь свою кончину.
Кораблекрушения вносят в монотонную жизнь острова какое-то разнообразие: пропал австралийский лайнер, и потом месяцами море выбрасывало на отмели дорогие ковры, меха, одежду. Прокаженные вскрыли огромные бочки — в них еще сохранился ром, — и искушение было столь велико, что мало кто избежал соблазна...
Читать дальше