Питер Грин: Смех Афродиты. Роман о Сафо с острова Лесбос

Как мое собственное тело.

В темном доме замерцал слабый огонечек, и донеслась песня, любимая на острове, но исполняемая с сильным чужеземным акцентом. Я узнала колыбельную — у нас на кухне новая темнокожая служанка с грязными, ищущими глазами; при ней двухлетний ребенок, не знавший отца.

— Беглянка она, милая моя Сафо, — порицающим тоном сказала Праксиноя. — Потаскуха! Отослать бы ее обратно к хозяину да выжечь клеймо на теле, чтоб неповадно было!

Странно, мы с Праксиноей близкие закадычные подруги уже сорок лет, и все-таки она иногда удивляет меня! А вообще-то говоря, знаю ли я ее хоть сколько-нибудь? Ну как такие невообразимые мысли могут возникнуть в сознании женщины, которая — и душой и телом — принадлежит другой? Которая в одном лице ее покровительница, заступница и при всем том служанка и рабыня! Тем не менее я не в состоянии представить себе мир, в котором не нашлось бы места для Праксинои. (Это меня, помимо всего прочего, пугает.) Что оставлю я, расставаясь с привычными глазу вещами? Через какой неведомый океан придется мне пуститься в путь, когда осень сменится зимою? Поздно… Как поздно!

Когда мы подошли к дому, я услышала, как забренчал цепью и заворчал старина Аполлон — критский пес десяти лет от роду, самое неуклюжее животное, какое только можно себе вообразить, со щеками в серых пятнах и неизменным ревматичным, кислым выражением глаз, не меняющимся даже в мгновения ярко выраженной радости, когда он готов обслюнявить вам колени! Чудачка Сидро — очевидно, в минуту душевного затмения — умудрилась дать ему это совершенно неподходящее имя да еще предложить нам в качестве привратника и сторожа карлика — скифа, похожего на этого пса самым убийственным образом! Должна признаться, мне поначалу забавно было наблюдать за реакцией гостей, когда они в первый раз видят вместе Аполлона и старца Сцилакса. Но эта шутка давно уже сделалась избитой, и ныне я сознаю, что одинаково ненавижу и пса и раба за тупую, терпеливую, покорную преданность.

Когда мы с Праксиноей приблизились, Сцилакс неуклюже выполз из своего уютненького уголка. Входная дверь так и оставалась открытой; для нас уже приготовили светильники с только что подрезанными фитилями. Карлик, точно огромный черный краб, вертел туда-сюда своими странными, бледно-голубыми скифскими глазами, казавшимися столь не соответствующими его изборожденному морщинами, обветренному, беззубому лицу. Видимо, он надеялся, что кто-нибудь из нас перекинется с ним словцом, бросит шутку, а то и легонько потреплет по плечу. Позади развернулся Аполлон, до того времени лежавший, свернувшись калачиком, равным образом ожидая внимания. «Да, — сказала я себе в приступе раздражения, — они не просто схожи друг с другом! С ними и обращаться нужно одинаково, чего бы ты ни хотела от них».

Небрежно кивнув рабу, я взяла у него из рук светильник и зашагала прямиком по коридору, миновав маленькую божницу, посвященную Афродите. Свечи привычно мерцали в своих канделябрах, улыбка богини была сумрачной, холодной, будто морская пена, — должно быть, в ней таилась жестокость породившего ее моря. Не останавливаясь, не думая, заслоняя свое сознание от воспоминаний, могущих нахлынуть в тишине, я поднялась вверх по лестнице — миновала нишу, где затерялась маленькая статуэтка Тимаса, развешанные по стенам ковры, которые Гонгила привезла из Колофона [7] Колофон — город в Малой Азии. , — и зашагала по коридору, в самом конце которого находятся две большие комнаты. Здесь мое любимое место уединения, здесь можно обрести успокоение от повелительного зова сердца.

В моей рабочей комнате все было спокойно. Я на мгновение замерла на пороге. Одна ставня была отворена ветром, и луна проливала холодный свет на полки, уставленные коробочками со свитками, на ровные белые стены, на странные безделушки, теснящиеся на моем письменном столе. Вот блестящий кристалл кварца, подобранный на берегу реки близ Пирры [8] Пирра — город на о. Лесбос. ; вот морская раковина; вот фиал с благовонием из Лидии [9] Лидия — царство в Малой Азии, расположено в долинах рек Герм и Меандр. Через нее проходили важные торговые пути на Восток. Считается, что лидийцы первыми начали чеканку монет. ; пара золоченых костей-бабок; четыре-пять вощеных табличек и чистый свиток папируса (уже месяц, как я купила его, и все лежит нетронутым!) и кольцо из оникса. Я внесла в комнату светильник и села за стол. Первое, что я заметила, был запечатанный свиток, нарочно помещенный на самое видное место. Сердце мое так и подпрыгнуло, перехватило дыхание, и пока я подносила к свитку светильник, чтобы разглядеть печати, по телу моему волна за волной пробегала дрожь. Это были печати одного торговца, которого я до смерти ненавидела и который — до недавних пор — готов был по первому моему требованию поставлять мне заморские товары в кредит. То предложит алебастровый светильник из Египта — когда в нем горит огонь, на чаше высвечивается диковинный узор; то сверток расшитого цветами шелка, то серьги из Сирии, то полосатые подушки, то пару стульев, инкрустированных орнаментом в виде бегущих оленей (на одном из этих стульев я сейчас и сижу); то украшенные слоновой костью кушетки, на которых так удобно возлежать во время обеда, то азиатские ковры, то украшения и благовония… Но вот о том, что ожидает меня в этом письме, я могла догадаться, не читая…