Говард Фаст - Спартак

Теперь веревка вокруг груди была разрезана, и он полностью повис на руках, с поддержкой лишь веревки вокруг каждого запястья, чтобы уменьшить вес на гвозди. Солдаты спустились по лестнице, которую затем забрали, и толпа, которая уже насчитывала сотни людей, — рукоплескала умению, с которым человека распяли всего за несколько минут…

Тогда гладиатор обмер.

— Они всегда так, — объяснил офицер Крассу. — Шок от гвоздей, наверное. Но они всегда приходят в сознание, и иногда проходит двадцать или тридцать часов до того, как они снова впадут в беспамятство. У нас был Галл, который оставался в сознании в течении четырех дней. Он потерял голос. Он больше не мог кричать, но оставался в сознании. Никогда не было ничего подобного не было, но даже он подал голос, когда вбивали гвозди в его руки. Боже, я хочу пить! — Он открыл фляжку, сделал большой глоток и предложил ее Крассу. — Розовой воды?

— Спасибо, — сказал Красс. Он внезапно почувствовал жажду и усталость. Он выпил все, что оставалось во фляжке. Толпа все еще увеличивалась; и кивнув в их сторону, Красс спросил, — Останутся ли они на весь день?

— Большинство из них останется только до тех пор, пока он не придет в себя. Они хотят посмотреть, что он будет делать. Они делают забавные вещи. Многие из них плачутся своим матерям. Вы никогда не думали такого о рабах, не так ли? — Красс пожал плечами. — Мне нужно будет очистить дорогу, — продолжал офицер, — они блокируют движение. Думаете, что они достаточно разумны, чтобы держать часть дороги открытой — но нет, никогда. Все они одинаковы. Толпа вообще безмозглая. Он рассказал о двух солдатах, которым пришлось свернуть довольно далеко от дороги, чтобы проехать.

— Интересно… — сказал он Крассу. — Интересно, могу ли я спросить вас кое о чем, сэр. Это может быть не мое дело, но мне ужасно любопытно знать, почему вы сказали раньше, что если это Еврей, Давид, то в таком правосудии есть ирония. Или что-то типа того…

— Я это сказал? — переспросил Красс. — Я не знаю, что я имел в виду или о чем подумал. Все было кончено, и большая часть прошлого должна была лежать спокойно, в том числе маленькая слава в рабской войне. Триумфы и могущественные ритуалы были для других; для тебя, были мелкие скотобойни, пригодные лишь для распятия. Как он устал от убийства, смерти и пыток! Но куда же он ушел, чтобы убежать? Больше и больше они создавали общество, в котором жизнь опиралась на смерть. Никогда прежде, за всю историю мира массовое убийство не было поднято до такого уровня точности и количества — и где оно закончится и когда оно закончится? Теперь он вспомнил инцидент, который произошел вскоре после того, как он принял командование побежденными и деморализованными силами Рима. Он дал три легиона своему другу, товарищу по детским играм, Пилико Муммию, человеку, который уже участвовал в двух важных кампаниях, и проинструктировал Муммия, преследовать Спартака и посмотреть, не удастся ли ему отрезать часть его сил. Вместо этого Мумий попался в ловушку, и его три легиона, внезапно столкнувшись с рабами, спасались бегством в самой слепой и позорной панике, когда-либо овладевавшей Римской армией. Он вспомнил, как устроил Муммию неописуемый разнос; он помнил имена, которыми называл его, обвинения в трусости, которые он бросал ему. С таким человеком, как Муммий, он не совершил лишь последнего шага. С легионами, он поступил иначе. Пять тысяч человек Седьмого легиона были выстроены в линию, и каждый десятый человек выведен из рядов и умерщвлен за трусость. — Тебе следовало убить меня, — сказал ему позднее Муммий.

Теперь он подумал об этом так ясно и так полно, потому что это Муммий и бывший консул Марк Сервий, олицетворяли для него его самую глубокую ненависть к рабам. История дошла до него, но, как и все истории из лагеря рабов, невозможно отделить правду от лжи. Марк Сервий был в какой-то степени ответственен за смерть любимого компаньона Спартака, Галла по имени Крикс, который был отрезан от основных сил, окружен, и погиб со всей своей армией. Поэтому, когда, намного позже, Сервий и Муммий были захвачены Спартаком и испытаны рабским трибуналом, рассказывали, что Еврей Давид спорил о способе их умерщвления. Или, может быть, Еврей Давид спорил против способа их умерщвления. Красс не был уверен. Они умерли как гладиаторская пара. Они были обнажены, эти два предводителя Римских армий среднего возраста, каждому из которых дали нож и привели на импровизированную арену, чтобы сражаться друг с другом до смерти. Это был единственный раз, когда Спартак сотворил такое, но Красс никогда не забывал и никогда не прощал.