Николай Дубов: Колесо Фортуны

— Russia… It's just wonderful! [8] Россия. Это изумительно! (англ.) Матушка-Рус!..

— Ну, положим, — сказал секретарь. — Никакая не "матушка", а Советская Социалистическая Республика.

Понятно?

Мистер Ган не понял или не захотел вступать в дискуссию.

— It's time to go home, — сказал он. — To bed [9] Пора идти домой. Спать (англ.) . — Он приложил руку к щеке и сделал вид, что спит.

— Вот это верно, давно пора, — сказал Иван Опанасович.

Высадив деда с самоваром возле его хаты, они быстро проделали тот же кружной путь к Дому туриста, выгрузили корзину с посудой и мистера Гана. Бабиченко давно заступил на дежурство и теперь, закинув на плечо берданку, мрачно наблюдал, как американец, покачиваясь, побрел в дом.

Исполкомовский "козел" подвез обоих председателей до Ганышей и умчался в Чугуново. Председатели постояли минут пять, отдыхая, покурили.

— Ну как прием в теплой, дружественной обстановке? — сказал Головань.

— Не говори! — покрутил головой Иван Опанасович. — Хорошо — завтра уедет, а то так и спиться недолго…

— Ну, бывай. Надо хоть трошки поспать, а то мне скоро по бригадам…

Часов Бабиченко не имел, но по его расчету было около двух, когда американец в огненно-красной пижаме выбежал во двор и закричал:

— Hello, anyone here? [10] Есть здесь кто-нибудь? (англ.) Эй!

На дежурстве Бабиченко всегда старался держаться в тени, чтобы его заметить было трудно, а он мог все наблюдать. Сейчас он на всякий случай еще немножко постоял в тени, потом вышел под свет фонаря.

— О! — обрадовался мистер Ган. — Come here, calle a doc [11] Идите сюда! Позовите доктора (англ.) . Давай, давай! — помахал он рукой и быстро ушел в дом.

Бабиченко и тут слегка помедлил, чтобы между ними была дистанция — на всякий случай, — и тоже вошел.

Переводчик крючком лежал поперек кровати, залитое потом лицо его было в красных пятнах. Изгибаясь от боли, он даже не стонал, а как-то дико и страшно мычал.

— Ты чего? А? — наклонился над ним Бабиченко.

— Доктора!.. Скорей!.. — простонал переводчик, и глаза его закатились.

— Где его тут возьмешь, доктора? — мрачно сказал Бабиченко.

— Go ahead! [12] Давай действуй! (англ.) Давай, давай! — опять загалдел американец.

— Не могу я, — сказал Бабиченко. — Я, — он — потыкал пальцем себе в грудь, — все, — он обвел пальцем вокруг, — охраняю. Вот! — и для ясности подергал ремень берданки, висящей на плече.

— О! — догадался мистер Ган. — I'll be delighted to do it for you [13] С удовольствием заменю вас (англ.) .

Он даже показал, как будет ходить, держа ружье по команде "на плечо", и потянулся к берданке. Бабиченко отпрянул.

— Ишь ловкий какой! Черта лысого ты получишь, а не оружие!

Бабиченко потрясла страшная догадка: а ну как это одна шайка-лейка, и тот, второй, попросту притворяется, и, как только Бабиченко уйдет в село, они подчистую все и выгребут… Вроде и непохоже, вроде тот взаправду больной, а кто их там знает?!

— Давай-давай! — торопил его американец.

— Ты меня не подгоняй! — буркнул Бабиченко. — Без твоей указки знаю, чего мне делать…

Но в том-то и была беда — что делать, он не знал.

Оставить как есть, в село не сообщать? А если человек на самом деле болен и помрет потому, что не доставили куда нужно? Ну, а если оба жулики и разыгрывают комедию, чтобы он, как дурачок, ушел, а они бы тут на свободе орудовали?..

Больной корчился и страшно мычал, американец чтото галдел по-своему, а Бабиченко все стоял и стоял, не зная, на что решиться.

— Ну ладно — шагай! — внезапно сказал он. — Топай вперед. Туда, туда! — махнул он рукой на дверь.

Американец послушно повернулся и вышел во двор, Бабиченко последовал за ним. На всякий случай он снял берданку и взял ее под руку, наизготовку. Он решил увести американца с собой. Если они жулики, то один оставшийся много не уволокет, а то и вовсе побоится — американец-то останется вроде как в залог. А если нет, ни хрена ему не сделается от такой прогулки — вон дубина какая… Американец все понял и быстро зашагал по малоезженой, уже зарастающей колее, так что малорослый Бабиченко еле поспевал за ним.

— Очумел! — схватился за голову разбуженный Иван Опанасович. — Да ты знаешь, чем это пахнет?!

— То мне без внимания! — отрезал Бабиченко. — Там этот второй, который переводчик, вроде…

— Ну?

— Доходит. Того и гляди, помрет.

Только теперь Иван Опанасович спохватился. Все были пьяноваты, устали, хотели спать, поэтому никто не вспомнил о заболевшем переводчике, не заглянул к нему.