Фаина Гримберг - Княжна Тараканова

– А если бы я украла?..

– Но ведь это не правда, – он произнес даже несколько вяло, потому что не сомневался отчего-то в ее нравственности.

– Неправда, – согласилась тихо она. – Я получила деньги от Франка, потому что не выдала матери Терезе…

– Не знаю, хорошо ли ты поступила, – он строго перебил ее.

Она могла бы сказать ему какие-нибудь дерзкие слова, но молчала. Они снова принялись целовать и обнимать друг друга…

– Ты знаешь, за кого тебя принимают здесь? – спросил он, глядя серьезно серыми, будто глазурованными, глазами.

Она не знала. Он сказал строго, что нужно поскорее уезжать из Пинска…

– …из гостиницы скоро сплетни разлетятся… Тебя могут здесь случайно узнать… – Он осекся.

Она поняла, о чем он подумал! Вернее всего, о ее глазах, о косых приметных глазах. Кто-то мог помнить их, вспомнить…

Он сказал ей, что ее принимают за незаконнорожденную дочь умершего недавно Франциска I, императора Священной Римской империи, покойного супруга императрицы Марии-Терезии… [34]

– Разве у него была незаконнорожденная дочь? – Ей стало любопытно.

Он ответил, что об этом ходили слухи…

– …император очень ценил венгров за то, что они – храбрые рубаки и отличались в войнах с турками. Император отличал венгерскую знать, толковали о его связи с графиней Шомеги, и будто бы дочь императора и графини тайно воспитывалась в каком-то монастыре…

– Ну тогда это и вправду я! – Она засмеялась немного натянуто. – Ведь я жила в монастыре. А эта графиня, она, надеюсь, уже умерла?

– Напрасно ты смеешься. Не паясничай. Да, она умерла…

Елизавета вытерпела обиду, не сказала Михалу ничего сердитого, никаких злых слов!..

– Ты прав, – сказала. – Надо уехать. Ты поедешь со мной? – Она говорила кротко.

– Может быть… – Его серые глаза – глазурованные удлиненные бусины – смотрели холодно, но не отчужденно…

Мальчик и девочка объявили, сами того не сознавая, тихую войну слишком многим человеческим установлениям. И жертвами в этой войне могли пасть только они, мальчик и девочка…

Теперь он улыбался, его глаза были теплыми, он сделался снова ласков с ней. Он вдруг предложил купить карету; он сказал, что у него есть деньги. При посредничестве господина Келлера была приобретена хорошая – с коричневыми лакированными дверцами – карета венской работы. Прежний ее владелец, господин Эдвард М., уроженец Швабии, ныне содержавший в Пинске также трактир, помог нанять порядочного кучера. Она разрядилась в новое дорожное платье – белое, в светло-зеленую полоску, ее темные-темные волосы перехвачены были шелковой зеленой лентой и летели на плечи и на спину, будто прелестная грива молодой лошадки. Михал оделся в белую рубаху и коричневый камзол из турецкого бархата, украшенный большими золочеными пуговицами. Черные шелковые панталоны и чулки подчеркивали его высокий рост и длину-долготу худощавых ног. С позолотой пуговиц словно перекликались большие золоченые пряжки на туфлях…

Они долго ехали, карета поднималась на косогоры, тряслась на ухабах… Они знали только польские дороги и потому эти дороги не воспринимали как дурные. Они держались за руки. Их лица теперь могли показаться лицами подростков. Они держались за руки и улыбались друг другу…

Карета въехала на опушку леса. Оба разом поразились ярким краскам, багрянцу и охристым оттенкам листвы. Она стала быстро-быстро говорить, чтобы кучер остановился. Они выпрыгнули из вставшей кареты и побежали наперегонки к ворохам цветных листьев. Многие из опавших листьев оставались целы и еще более привлекали хрупкой красотой. Она уже собрала небольшой яркий букет лиственный, скоро наклоняясь и распрямляясь. Она легко поворачивала голову, темные-темные волосы летели на щеки раскрасневшиеся. Она посматривала на него, лицо ее вспыхивало яркой улыбкой…

Он отошел поодаль и прохаживался взад и вперед, размахивая длинными руками. Ей показалось, что настроение его уже другое. Она подбежала к нему с букетом листьев и протянула ему этот букет. Он взял листья из ее руки и поднес к носу. Она рассмеялась:

– Это же не цветы!

– Понюхай сама! – Он подошел поближе и поднес листья к ее лицу.

Она вдохнула аромат, странный, терпкий, острый, приятный…

– Да, – сказала она. – Чудесно!..

Он перепрыгнул через канаву и тянул к ней руки:

– Прыгай! Прыгай ко мне!..

Она смело прыгнула. Он подхватил ее и зашагал широко, своими длинными ногами, держа ее на руках.