Фаина Гримберг - Княжна Тараканова

Екатерина не только не понимала страстного желания личной свободы, частной жизни, но и полагала подобное желание исключительно вредным. Сама она жила для общего дела и даже едва улучала время для тайных встреч наедине со своим фаворитом Потемкиным, человеком малообразованным, как все здесь, в России, так она полагала, но сильным и способным к пониманию государственных дел… Императрица сознавала, что образование необходимо, но была уверена, что образованные русские слишком ясно будут видеть несовершенство управления государством! Екатерина сама стремилась к образованию, но между своим образованием и образованием своих подданных видела существенную разницу. Она могла относиться с уважением к Вольтеру и Руссо, но она не могла ими увлечься, а ее подданные могли, причем именно Вольтером и Руссо, а не ею!..

С вечера было велено передать Франциске, что утром состоится допрос ее госпожи. Совсем рано, когда было еще совсем темно, Франциска уже одела ее в простое платье из батавской ткани, волосы убрала в сетку…

Елизавета спускалась по ступенькам деревянной лестницы с чувством робости и некоторого страха. Позади и впереди шагали солдаты охраны, самым первым продвигался вперед офицер, начальствующий над караулом… Наличие стольких мужчин, враждебных ей, по сути, могло вызвать и вызывало естественный страх...

Окна кабинета, где производился допрос, также, как и окна ее комнат, выходили во внутренний двор, тесный и пустой, без деревьев, окруженный высокими стенами… Кабинет мало походил на тюремное помещение. Навощенный пол светел. Два стола: за одним, поменьше, сидит секретарь, готовый записывать, безмолвный. Перед другим столом, побольше, кресло. Это кресло приготовлено для нее. Оглянувшись, она заметила высоко, в углу, на стыке двух стен, большую икону, украшенную щедро золотом, которое сверкало на солнце, проходившее в окна…

Грейг служил, одерживал победы. Сын и внук также служили, одерживали победы. Братья Орловы отставлены были от двора навеки, но с такими награждениями, что вполне могли вести жизнь богатейших магнатов, каковую и вели. Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский никогда не вспоминал о женщине, которую привез из Италии в Петропавловскую крепость. Вскоре он женился на Авдотье Лопухиной, умершей одиннадцать лет спустя, ей было двадцать четыре года. Он пережил ее на двадцать один год, сожительствовал с госпожой Бахметевой. Он был человек своего времени. Люди по большей части бывают именно людьми того времени, в котором существуют, то есть именно того самого «своего времени». Чтобы обогнать свое время или отстать – это редко… Некоторые хотели бы оставаться совсем свободными от времени, тогда их обыкновенно обвиняют в эгоизме и никто не хвалит их. Как раз Михал Доманский и странная женщина, известная под именами: Алина, Елизавета и проч., испытали подобную участь!..

Но ни Орлова, ни Грейга Елизавета никогда более не встречала. А встречала она как раз доброжелательного князя Голицына, который допрашивал ее. Говорили по-французски. Она ничего не узнала о нем, кроме имени и титула. Он между тем был человек известный. В ранней молодости служил в войсках замечательного принца Евгения, командовавшего в 1735 году на Рейне австрийскою армией. Затем вступил на дипломатическое поприще, находился в Истанбуле, при русском после Румянцеве, посланником при саксонском дворе. Получал военные чины, дослужился до чина фельдмаршала, но ни одной победы на поле боя не одержал. Человек по натуре своей штатский, считавшийся добрым, честным, справедливым. Он не вдавался в придворные интриги и сумел приобресть всеобщее уважение… Она ничего об этом не знала, но машинально разглядывая пятна стеарина на его рукаве, отчего-то закапанном стеарином от новой свечки, тоже думала, что он человек добрый. Он хорошо обращался с ней и ничего дурного от нее не хотел; только, чтобы она сказала о себе правду, ту самую, очень простую правду, которую она как раз и не собиралась говорить!.. Но, впрочем, добрый Александр Михайлович Голицын никакого истинного расположения к вверенной ему пленнице не чувствовал. Напротив, она была неприятна ему. Он, как и его императрица, если лгал, то лгал просто, без лишних кунштюков! А вообще в Российской империи любили правду, а самая правдивая правда называлась «подноготной», потому что ее выговаривали при пытке, когда пытуемым загоняли иголки под ногти…