Фаина Гримберг - Княжна Тараканова

– Что вы хотите мне сказать?

Он снова стал говорить о своем желании содействовать ей. Она слушала и молчала. И вот тогда он сказал именно то, что убедило ее в его искренности, хотя на самом деле он всего лишь разумно соединял большую ложь с маленькими истинами…

– Я не скрываю от вас, принцесса, своей заинтересованности в этом деле! Вы, разумеется, слышали толки о госпоже Давыдовой. Эти толки совершенно правдивы! Более того, мадам Гудар, которая сегодня имела честь представиться вам, также является моей любовницей. Я перекупил ее у моего соотечественника Бутурлина за пятьсот фунтов стерлингов, но теперь она остается со мной бескорыстно, ибо ей это просто-напросто нравится! Смею вам сказать, что я отличный любовник!..

– Какое мне до этого дело! – Елизавета повернулась, чтобы идти. Он протянул руку. Она резко отступила и сказала, что если он прикоснется к ней, она закричит. Теперь отступил он, заметив, что если она закричит, это будет очень глупо! Она не закричала. Он сказал, что предлагает ей не любовную связь, а деловое предприятие: – То есть после того, как все будет кончено и вы окажетесь на троне…

– Я еще не давала вам согласия, – она делала вид, будто ничего не понимает.

– А когда писали ко мне…

– Тогда я вас не знала…

– Я не внушаю вам доверия?

– Вы хотели бы вступить со мной в брак, в законный брак, после того, как я окажусь на троне? – Она все понимала, но все менее желала иметь с ним дело.

– Нет, я передумал. Не после, а до…

– Невозможно!.. – перебила она.

Он не стал спорить, уступил, затем вдруг предложил ей поездку в Ливорно:

– Вы сможете увидеть там флот, находящийся в полном моем распоряжении. Может быть, это убедит вас.

Она сказала, что подумает о такой поездке. Затем сказала, что надо возвращаться к остальным, на лужайку…

– …чтобы о нас не думали дурно!..

Он хотел было возразить, но она уже уходила прочь. Когда они возвратились, он по-прежнему следовал за ней на почтительном расстоянии…

Почти всю ночь она не спала, доказывая Михалу, что поездка в Ливорно не принесет им никакого вреда. Он возражал, что дело кончено, доверять Орлову никак невозможно!..

– …нам надо подумать об устройстве нашей дальнейшей жизни. Надо порвать с Италией, никаких поездок в Ливорно, никаких пизанских салонов и римских аббатов!..

Она соглашалась с ним, но тотчас говорила, что ей хочется напоследок позабавиться:

– …Ты представляешь, флот салютует нам!..

– Тебе! – поправлял он.

– Да все равно! Дай мне развлечься в последний раз!..

После часовых пререканий он уступил. Но она так и не узнала, что он уступил ей только по одной причине: врач сказал ему о несомненной серьезности ее болезни! Эта болезнь тревожила его и терзала угрызениями совести, потому что порою он почти невольно думал о своей жизни без нее!..

В Ливорно отправились налегке, потому что должны были там пробыть не более трех дней. Ординарец Орлова Франц Вольф был послан предварительно к Джону Дику с просьбой подготовить все для парадного приема гостей. Принцесса, то есть графиня Зелинская, и ее спутники, Доманский и Чарномский, остановились в жилище сэра Джона. Обед был совершенно роскошный. Присутствовали: таинственная незнакомка, которую Орлов никак не титуловал, сам Орлов, сэр Джон Дик с супругой, сэр Монтэгю Уортли, Христенек и Рибас, Доманский и Чарномский под своими псевдонимами. Михал и Елизавета впервые увидели адмирала Грейга. Это уже не имело значения, они уже ни о чем не собирались договариваться с ним, но все же поглядывали на него с любопытством. Он показался им важным и молчаливым, так же выглядела и его супруга.

Вечером Орлов повез свою гостью в театр. Он знал о ее пристрастии к музыке. Давали «Олимпиаду» Мысливечека. Елизавета поняла тотчас, что ее спутника вовсе не занимает опера. Но это было все равно. Кастрат Маркези выводил удивительным голосом: «…Se Cerca, se Dice…» Прозрачные изящные мелодии, певец, выводящий рулады на фоне декораций, тщательно изображающих пышные дворцовые покои, облаченный в немыслимый костюм a la romaine, разукрашенный перьями и золотым кружевом… Зрители предавались приятному времяпрепровождению, переговаривались, пили лимонад и вдруг замирали при звуках излюбленной арии… Она сидела в ложе, где на стенах были канделябры и мебель была, как в гостиной знатной дамы… Она испытывала робость и ужас, и эти чувства мешали наслаждаться музыкой, пением… Думала, что ведь прежде она играла, бросала вызов жизни, всем обыденностям жизни, а теперь было страшно, так страшно, как будто самые дикие мечтания могли сбыться!.. А Михал был не такой, как она; был серьезный, не играл… На самом деле хотелось бежать, сейчас вскочить и бежать, ни о чем уже и не думая, без оглядки бежать!.. И сбыться могло только нечто ужасное…