Оливия Кулидж - Римляне

– Неужели мне надо по этому случаю вводить солдат? – с вялым неудовольствием поинтересовался Цезарь. – Неужто Александрия должна сгореть из-за того, что вы вовремя не смогли остановить безумца? Тогда зачем назначен был ты правителем своего народа? – Цезарь говорил отрывисто, а его практичный ум в это время соображал, что предпринять, если Александр и его родственники оказались столь неумелыми. Какой пример благоразумнее всего им привести? Как следует наказать их?

– Мы колебались, о Цезарь, потому что сперва посчитали слова астролога невинным бредом. Кроме того, он говорил не о войне, но о мире. Это все чернь…

– И пророки, ведомые Господом, предсказывали рождение нового Царя, – вступил в разговор кузен с ястребиным профилем, – поэтому мы отправили в Вифлеем…

– Точнее, Ироду… – в свою очередь прервал его Александр.

– Ясно. – Умудренный опытом Цезарь все понял. Их священные писания, как все пророческие книги, были смесью безумства и наивной веры с глубоким познанием будущего. Эти упрямые, жестокие, трудолюбивые люди, разбросанные по всему восточному миру, лелеяли давнюю ненависть, тщетно удерживаемую здравым смыслом. Естественно, их магистраты колебались; Александр боялся мятежа, а другие не хотели упустить чудесную возможность. Так они тянули время, а Александр пытался исполнить свой долг, отправив гонцов к Ироду. – И что сказал Ирод?

– Ирод ответил, что в том месте нет ни одного живого младенца. Позже из Иудеи пришел плотник и принес нам вести, что Ирод приказал умертвить всех младенцев в городе. Этот человек, чье имя Иосиф, был нами подробно опрошен, и мы порешили, что он говорит правду. Так все закончилось.

Цезарь был безжалостен, но никогда и не помышлял об убийстве детей, поэтому он изумленно поднял брови, пораженный. Ясно, что послов больше всего заботило то, что было сказано в их священных книгах, а средства их не волновали. Цезарь в сотый раз подумал, как хорошо Ирод знает евреев. Пока Александр и эти дураки-магистраты медлили, Ирод быстро разрешил вопрос, впрочем слишком поздно, чтобы спасти тысячи жизней, но это уже не его вина. И если бы он не предпринял ничего, то, возможно, было бы больше крови. Подобные вещи очень заразительны. Цезарь, который правил миром словно экономическим предприятием, не мог позволить себе быть щепетильным. Озноб, пробежавший по его спине, был, скорее всего, следствием простуды.

Цезарь с прежней жесткостью вернулся к делу:

– Вы сами погрязли в мятеже, поэтому и медлили. Зачем вам другой царь, кроме Ирода?

– Великий Август, мы действительно сообщили Ироду, но Ирод – старик, а этот ребенок только что родился. Неужели мы мудрее наших пророков? – Александр протестующе протянул мягкие, унизанные кольцами руки. – Правда в том, о Цезарь, что в Египте нам не нужен другой царь. Наш народ и так процветает и благоденствует. Великий Цезарь дает нам право властвовать над нашими кварталами. Чего нам еще хотеть? Но этот безумец был из иудейского рода, нашим братом, а не безграмотным зелотом, которые время от времени призывают к священной войне. Мы поймали и распяли некоего Симеона, а Илию бичевали и отправили к Ироду в цепях. Разве стали бы мы уподобляться черни, которая бросала камни в солдат легиона? Этот человек не говорил о войне.

Было очевидно, что Александр говорит искренне, и три его двоюродных брата согласно закивали, даже высокий, который глянул темными печальными глазами на Цезаря, с расстановкою произнес:

– Это был святой человек, и он говорил о младенце, которого пророк Исайя называл Владыкой мира или Христом.

Несмотря на всю терпимость к чужим обычаям, на многолетний опыт и проницательность, Цезарь растерялся и, чтобы скрыть это, дал волю брюзгливому раздражению, не вязавшемуся с его обычным спокойствием.

– Владыка мира?! – рявкнул он. – Дураки! Я дал вам мир, дал мир всему миру. И теперь во имя мира вы разжигаете войну. – Он прижал руку ко рту, пытаясь удержать непреодолимое желание чихнуть, и гневно глянул на послов. Он остро осознавал нанесенное ему оскорбление: кого-то другого назвали Владыкой мира. Разве теперь весь Восток не процветает благодаря ему, чего не было уже многие столетия?

– Я уже сказал, что мы благодарны, – повторил Александр, – и поэтому, о Цезарь, мы медлили. Мы всегда жили в мире и благоденствии, и когда пророк заговорил о младенце, все это показалось нам нереальным. Но беспокойная толпа внимала его словам, люди считали мудреца предвестником Господа. Симеон был один, но за ним восстала чернь всего за одну ночь. Что мы могли поделать?