Дорис Лессинг - Шикаста

По верху амфитеатра выставлялась охрана: двойная линия, лицом внутрь и наружу. Снаружи скапливалось значительное число местных, интересовавшихся ходом событий. Большей частью подтягивались к амфитеатру старики и дети, все истощенные, ободранные. То, что участники действа оказались в ненамного лучшем состоянии, чем они сами, привело к облегчению взаимопонимания. Конфликтов между местными и пришлыми, как ни странно, почти не наблюдалось.

Перехожу к тому, что «зрители», если можно так назвать делегатов — участников процесса, видели перед собой.

Никаких украшений, лозунгов, плакатов — вообще ничего горючего или воспламеняющегося — ни на арене, ни в амфитеатре не было. Каждый факел — всего их было тридцать — охранялся двумя детишками из лагеря Бенджамина Шербана, большей частью черными, хотя попадались и белые. Факелов хватало на час, их регулярно меняли. Имелись и факелы с более продолжительным временем горения, но предпочли именно эти, чтобы занять детей и усилить элемент зрелищности. На арене с противоположных сторон поставили по два небольших стола и по нескольку стульев. И все.

От имени цветных рас выступал Джордж Шербан. Кожа его цвета слоновой кости, что указывает на некоторую нечистоту расы, цвет волос и глаз характерен для многих индийцев и арабов. Но на вид он все же белый. С ним группа помощников разных «мастей». С противоположной стороны такая же провоцирующая картина, смесь белых и цветных. Во время заседаний помощники постоянно сменялись, передвигались с арены в амфитеатр и обратно, очевидно, с целью повышения динамичности, усиления впечатления связи с аудиторией, создания неформальной обстановки. Джон Брент — Оксфорд оказался единственным пожилым среди присутствующих. Как я уже говорил, это могло стать дополнительным «ударом» по «белой» стороне, ослабляющим ее позиции. Брент-Оксфорд, седовласый, хрупкий, к тому же выглядел нездоровым и по большей части сидел, тогда как остальные свободно перемещались по арене, иногда останавливаясь. Таким образом, он не мог пользоваться арсеналом сценических жестов, внезапных остановок и прочей весьма эффективной мишурой для привлечения внимания и завоевания симпатии зрителей. Голос его, хотя и слабый, по крайней мере, сохранял стабильность звучания на протяжении всего «процесса».

Джона Брент-Оксфорда постоянно сопровождали — это обстоятельство ни от кого не укрылось — двое мальчиков, один белый, другой абсолютно черный, британец из Ливерпуля — его приемные дети. Бенджамин Шербан тоже постоянно находился при старике.

Все информанты подчеркнули, что арена была устроена таким образом, что на ней не выделялось какого-либо композиционного центра, какой-либо точки приложения ненависти.

Теперь о том, что было слышно . И как было слышно. Интересный момент: если другие мои распоряжения (обеспечить мероприятию охрану, продовольствие, водопровод, освещение) отменялись, игнорировались, саботировались, то это — относительно предоставления усилителей и громкоговорителей — почему-то выполнили. Однако громкоговорители ни разу не использовались.

Почему разрешили громкоговорители? Может быть, просто по недосмотру. Смело можно сказать, что каждый администратор убивает кучу времени на то, чтобы выявить движущие причины, мотивы событий, истинной причиной которых является недосмотр или некомпетентность.

Почему громкоговорителями не воспользовались? Только представь, как туго без них пришлось зрителям на верхних ярусах. Один из моих агентов, внучка героя Долгого Марша Ци Куань как раз заняла место наверху для лучшего обзора. Она передала в своем докладе характерное настроение человека, напрягающего слух в тщетной попытке разобрать каждое слово, каждый слог, расслышать звуки, ослабленные расстоянием, теряющиеся в шуме ветра и толпы. Присутствующие роптали. Раздавались выкрики: «Где микрофоны?» Но выкрики эти игнорировались, и вину за отсутствие усилительной техники возложили, естественно, на нас.

Ну а поскольку микрофонов не было, это заставляло говорящих выражаться кратко, сжато, выразительным плакатным стилем, выкрикивая свои реплики в виде лозунгов. Каждый из присутствующих горел желанием «наконец» услышать правду.

«Процесс» начался, когда еще подтягивались последние делегаты, по большей части утомленные дорогой и оголодавшие. На выжженной траве под редкими деревьями соорудили импровизированные прилавки, выставили на них корзины с хлебом и кувшины с водой. Провизия быстро исчезла. Все понимали, что изобилия ожидать наивно. Палатки раскинулись на нескольких акрах. Вспыхнули и угасли грабежи местного населения. Вокруг толклись тысячи молодых людей. Северяне, исландцы и норвежцы, больше всех страдали от жары. Агент Ци Куань — она родом из Северных провинций — особо отметила пылающие небеса. Всюду надрывались цикады. Откуда-то прибежали тощие собаки, принялись всюду тыкаться носами, искать поживы. В четыре разнеслась весть о начале мероприятия. Делегаты потянулись занимать места на раскаленных солнцем каменных скамьях, а на арене без всяких вводных и предваряющих речей появились две противостоящие группы. Факелы, конечно, еще не зажгли, но дети, по двое на каждый факел, уже заняли свои места.