Владимир Микушевич - Воскресение в Третьем Риме

– И вы во всем… во всем согласны с господином Ярловым?

– В этом, повторяю, я с ним согласна.

– А в главном?

– Это и есть главное для меня, как, надеюсь и для вас.

– А Всеволод Викентьевич вас не спрашивал, согласны ли вы с ним в главном… для него?

– Нет, не спрашивал. Думаю, что и для него главное Чудотворцев.

– К сожалению, нет. Он сам называет главным для себя возвращение смертной казни.

– Но ведь это только слова, рассчитанные на эффект. Всеволод Викентьевич – человек театра. Вы же слышали, что сказал о смерти Платон Демьянович, и Всеволод Викентьевич не прервал его…

– А по-моему, прервал. Он дал знак танку двинуться, а когда танк снова появился на экране, Платона Демьяновича уже не было.

– Платон Демьянович есть. И всегда будет. Меня не будет, а он будет. – Слезы послышались в голосе Клавдии, но я не мог не добиться от нее решительного ответа).

– Скажите, а если бы Ярлов спросил вас, как он спрашивает всех, за смертную ли вы казнь, что ответили бы вы?

– Я ответила бы, что я против.

– Даже если бы он пригрозил вам, что не издаст новую книгу Чудотворцева?

– Его книгу нельзя не издать. На вопрос о смертной казни я бы ответила: «Нет!» Но, слава Богу, мне он такого вопроса не задавал.

Я вздохнул с облегчением. Все-таки она моя сестра. Свое «нет» она произнесла с той же интонацией, что и я. Так мне показалось.

Клавдия вышла из палаты. Я включил телевизор и прошелся по всем программам, везде напарываясь на рекламу. Все передачи шли своим чередом, как будто ничего не случилось. И в новостях не шла речь ни о чем особенном. Сообщали о конкурсах красоты, о громких преступлениях, о неплатежах. Показывали улицы Москвы, на которых не было никаких танков. Куда они девались? Так быстро ушли? Но ведь они были на всех улицах, даже на Красной площади. Почему молчат об этом? Неужели акция все-таки не удалась? Где Ярлов? Я подумал было, не арестован ли он, но тогда об этом тоже сообщили бы. Лишь в самом конце новостей ведущая кокетливо сообщила о премьере телеспектакля «ПРАКС» на новом телеканале. Несколько журналистов отдали дань своеобразному искусству известного режиссера Всеволода Викентьевича Ярлова, чей театр «Реторта», истинная лаборатория магического жеста, использует некоторые приемы легендарного театра «Красная Горка». Тут на экране появился Чудотворцев со словами: «Да, это сказал Христос», так что появление Платона Демьяновича подавалось как театральный прием, не более. Показали кадры с движущимися танками, похвалив технику монтажа. На мгновение промелькнули веяльщики с лопатами, издалека донеслось: «Меро-вей!» Но самое главное с криками «Смерть! Смерть!», на экран так и не выплеснулось. Неужели Ярлов потерпел поражение в главном, добившись лишь вялых комплиментов своему театрально-телевизионному искусству? С другой стороны, разве сам Ярлов не заверял меня, что все останется по-прежнему, и в этом его победа? Но чего стоит победа Ярлова… без смертной казни, когда он требует именно смертной казни? Значит, его победу растворили в ненавистном плюрализме, которому Ярлов противопоставлял полифонию, ссылаясь на Чудотворцева? Все-таки Ярлов рассчитывал не на это, а на что-то другое. Наверное, были и танки, и народные толпы, скандирующие: «Смерть мондиалистам», хотя большинство (а что такое толпа, если не большинство) не понимает, что такое «мондиализм», невольно меняя в этом слове «о» на «а». Признаться, я уже устал видеть Чудотворцева на танке, повторяющего: «Да, это Христос сказал». Но поздно вечером ситуация переломилась. В новостях безучастно сообщили, что обстреляна машина известного режиссера гроссмейстера Ярлова. Некоторое время поддерживалось тревожное ожидание, наконец, в информацию внесли уточнения. Машина Ярлова обстреляна из автоматов по дороге на дачу режиссера в пригороде. Преступный мир попытался избавиться от непреклонного борца с преступностью. Сам режиссер не пострадал, но погиб его водитель. У меня заныло сердце. «Кто? – мучительно думал я, – неужели…» Я бы позвонил на телевидение, но руки мои были все еще скованы гипсом, да и телефона в палате не было, вообще, никого не было, только телевизор. Позвать сестру я не решался. Что я ей скажу? Что для меня водитель Ярлова? На экране появилась роскошная машина, изрешеченная пулями. У машины ораторствовал Ярлов, жестикулируя трубкой. Вот к чему приводит господство мнимых общечеловеческих ценностей. В коррумпированном обществе царят убийцы. Тут требуется террор, террор… «Не побоюсь этого слова, – вещал Ярлов. – Да, террор… „Реторта“ – не просто театр, это школа борьбы с преступностью». Тут на экран прорвались толпы, ревущие: «Смерть! Смерть! Смерть!» Ревом толпы был изысканно оттенен патетический голос Ярлова: Для него это личная потеря… Но не только для него… Молодой человек трудной судьбы обещал многое. Погиб не просто водитель, погиб будущий предводитель Святой Руси. Чтобы убедиться в этом, достаточно вглядеться в его лицо. (На экране крупным планом показали портрет Федорыча, как будто давно ждали такого случая.) Достаточно услышать его имя… И Ярлов со значением произнес: «Погиб Михаил Федорович Меровейский… Где был нынешний Иван Сусанин?»