Владимир Микушевич - Воскресение в Третьем Риме

– А как же вы… ты… – пробормотал он, смущенно глядя на Орлякина. – Я бы не возражал…

– Полно, какие счеты между нами, – воскликнул m-r Methode. – Да и старик продает замок дешевле, узнав фамилию покупателя.

Платон Демьянович подумал, что маркиз – в прошлом тоже поклонник или друг Демьяна, и тем более удивился, увидев, что обозначен в договоре как Monsieur de Merveille (фамилия Чудотворцев – «Tchudotvorzev» – присовокуплялась в скобках).

– Помилуй, но какой же я «de Merveille»? – смущенно спросил Платон Демьянович.

– А кто же ты? Я просто перевел твою фамилию на французский язык, – объяснил m-r Methode. – Маркиз наслышан о восточно-европейской, скажем прямо, о русской ветви де Мервеев.

Платон Демьянович не сразу сообразил, что Monsieur перед его фамилией вместо обычной вежливой аббревиатуры «М» может означать принца королевской крови.

Старый маркиз никак не ждал, что найдется покупатель для давно развалившегося родового замка. Промотав несколько наследств, маркиз остро нуждался в деньгах, но мысль расстаться с родовым замком неприятно поразила его. Несколько утешило маркиза известие, что замок покупается, так сказать, однофамильцем, если не родственником, то сородичем по семейно-династическим соображениям. Глядя на Чудотворцева, маркиз прищурился и счел если не черты его лица, то высокий рост родовой приметой маркизов де Мервей. Чудотворцев тоже всматривался в маркиза. Маркиз был безупречно выбрит, иначе прямо-таки поражало бы его сходство со старым бородатым служителем, показывавшим замок. Очевидно, право многочисленных первых ночей, да только ли первых, не прошло бесследно для слуг и вассалов рода де Мервей. Маркиз без обиняков подписал договор о продаже, торжественно пожал руку новому владельцу и выразил удовлетворение по поводу того, что замок остается в родственных руках (dans les mains germaines). Впрочем, Чудотворцев не получил никаких документов на владение замком. Они остались у Орлякина вместе с доверенностью на управление замком, которую Чудотворцев немедленно ему выдал.

Эти документы (без доверенности) Орлякин показал Олимпиаде, как только приехал в Россию собирать деньги на свои проекты. Опасения Чудотворцева оказались напрасными. Олимпиада приняла к сведению покупку и даже одобрила ее (от Кинди она унаследовала страсть к недвижимости). К тому же единственным наследником замка был ее сын Павлуша Чудотворцев (ее чудо, тоже, что ни говори, de Merveille). Но склонность Платона Демьяновича к дорогостоящим покупкам за границей все-таки насторожила ее, и она обратилась к Мефодию Трифоновичу с не совсем обычным предложением выплачивать пенсию в том же размере теперь уже не Платону Демьяновичу, а его сыну Павлу Платоновичу, причем она, Олимпиада Гордеевна, будет негласно возмещать господину Орлякину всю сумму пенсии и давать кое-что сверх. Иными словами, Орлякину предлагалось отныне платить пенсию младшему Чудотворцеву деньгами Чудотворцева или Олимпиады Чудотворцевой, что все равно. Так Олимпиада решила оградить благополучие своего сына от вероятного отцовского мотовства. Предполагалось, что сделка должна сохраняться в строжайшей тайне от Платона Демьяновича (это было не совсем так), и, разумеется, Орлякин охотно согласился на такие условия, дорожа деньгами «сверх». Пенсия по-прежнему аккуратнейшим образом выплачивалась Полюсу, пока Олимпиада оставалась при деле, а потом, когда пенсия прекратилась, и тайна отпала вместе с ней. Полюс не упускал случая попенять отцу, чего он лишился из-за его прихотей.

Сразу же после покупки замка, действительной или мнимой, Платон Демьянович отправился в Лувр, где остановился перед картиной Пуссена «Аркадские пастухи», но если на картине и была изображена Аркадия, она в точности совпадала с пейзажем долины в предгорьях Пиренеев, где Чудотворцев совсем недавно стоял перед гробницей в лунную ночь, и Орлякин поставил правую ногу на камень, явно копируя позу одного из пастухов на картине Пуссена. На одной горной вершине Чудотворцев узнал пресепторию тамплиеров, а на другой замок, принадлежавший теперь ему Четко прочитывалась на гробнице надпись: «Et in Arcadia Ego». На что намекал Орлякин, показывая ему таинственную гробницу в лунную ночь? Неужели в этой гробнице был тайно похоронен Орлякиным Демьян Чудотворцев? Или Мефодий воздвиг для него такую же гробницу дальше в Пиренеях? Или гробница означает мнимую смерть, а надпись возвещает воскресение? Платон Демьянович выяснил, что впервые надпись «Et in Arcadia Ego» появляется между 1617 и 1624 годами на картинах Джованни Гверчино и означает она подземный источник, пробивающийся на Сицилии, но бьющий в Аркадии, откуда произошли цари Трои, основатели сакральной монархии на Востоке и на Западе. Et in Arcadia Ego, Sang Real, святая Грааль, истинная царская кровь, текущая чудом, впадающая в «Действо о Граали», вверенное ему, Чудотворцеву де Мервей.