Валерио Манфреди: Тиран

— Учителем?

Ее собеседник кивнул и снова склонился над своей миской.

Девушка пожала плечами:

— Все называют тебя так потому, что ты за плату учишь читать и писать. Мне кажется, никто не знает, как тебя на самом деле зовут. У тебя ведь есть имя, да?

— Как у всех.

— Но ты мне его не скажешь?

Учитель покачал головой и снова зачерпнул ложкой из миски.

— Ты тоже ешь, — проговорил он, — ведь остынет все.

Хлоя поднесла миску ко рту и с шумом отхлебнула из нее. После чего вытерла губы рукавом туники.

— Почему ты не хочешь мне его открыть?

— Потому что не могу, — ответил он.

Девушка взглянула на суму, висевшую на спинке стула:

— Что там внутри?

— Тебя это не касается. Доедай, клиенты пришли.

Хозяин подошел к их столу.

— Иди к себе, — приказал он девушке, указывая на дверцу, еле видневшуюся в полумраке заведения. — Два отважных моряка хотят развлечься. Они заплатили вперед. Смотри не разочаруй их.

Девушка проглотила еще одну ложку похлебки и, прежде чем уйти, шепнула своему собеседнику на ухо:

— Осторожно: твоя сумка слишком привлекает внимание. Кое-кто может заинтересоваться ее содержимым. Но я тебе ничего такого не говорила, — и добавила уже громко: — Спасибо за угощение, Учитель. Это согрело мне душу.

Хлою заказали два пьяных чужестранца, здоровенных, грузных и грязных. Вскоре до него донеслись ее крики. Видимо, эти клиенты были из тех, кому доставляет удовольствие причинять боль. Он вскочил и, сопровождаемый воплями хозяина, бросился к двери, за которой происходило, по его представлению, нечто невообразимое.

— Ты куда? Стой, проклятие, стой!

Но он уже ворвался в темный закуток, оглашая все заведение диким криком:

— Оставьте ее в покое! Руки прочь от нее, мерзавцы!

Началась потасовка, постепенно переросшая в самую

настоящую драку. Взбешенные любители острых ощущений набросились на него, оттеснив на середину зала, но он отреагировал на это тем, что схватил скамью и стал размахивать ею. Тем временем вокруг дерущихся столпились другие посетители, громкими возгласами подбадривая их. В этой свалке он все же успел заметить некоего типа, пытавшегося воспользоваться ситуацией и утащить его котомку, и вовремя пресек эти поползновения сильным ударом. В расчете избежать окружения он устремился к стене и прислонился к ней спиной.

В ужасе от того, во что ввязался, он застыл, истекая потом и дрожа всем телом, в то время как его противники приближались с угрожающим видом.

Первый из нападавших ударил его кулаком в живот, а потом и по лицу, но, когда и второй собрался было помахать руками, внезапно появились трое, коих никогда в этих местах прежде не видели, и уложили на пол всех нападавших, одного за другим. Струи крови брызнули у дебоширов изо рта и из носа. Наведя таким образом порядок, эта троица исчезла столь же неожиданно, как и появилась.

Тот, кого называли Учителем, проверил, на месте ли сума, пробрался мимо пораженных посетителей таверны и направился к выходу.

Порыв холодного ветра ударил ему в лицо, он задрожал и только тут ощутил последствия полученных ударов. Одновременно ушло огромное напряжение, в каком он до сих пор пребывал. Он пошатнулся, сжал виски руками, словно пытаясь сдержать головокружение, от которого земля уходила из-под ног, и, не найдя опоры, упал навзничь.

В сознание он пришел не скоро, когда начался дождь и ледяная вода потекла по его лицу и по спине. Через некоторое время он почувствовал, как кто-то тащит его на другую сторону дороги, под навес, где стояли на привязи ослы.

Он открыл глаза и при свете, струившемся из окон таверны, различил лицо старика нищего, лысого и беззубого.

— Кто ты? — спросил он.

— Лучше скажи, кто ты такой. Никогда ничего подобного не видел. Эти трое возникли из ниоткуда и устроили там настоящую бойню… а потом исчезли. Столько шума из-за какого-то оборванца…

— Я не оборванец.

— Да уж, действительно, как это я сразу не распознал. — Старик подтащил его к стене и укрыл соломой. — Погоди-ка, большой человек, — проговорил он. — Быть может, у меня осталось вино. Меня им одаривают за то, что я всю ночь слежу за ослами. Пей, проглоти хоть капельку: это тебя согреет. — Старик участливо наблюдал за тем, как он пил. — Если ты не нищий, то кто же ты тогда?

— Я зарабатываю на жизнь тем, что учу людей читать и писать, но я…

— Что — ты?

Губы его скривились в гримасу, вероятно, он пытался улыбнуться.

— Я был правителем самого могущественного и богатого города в мире…