Илья Клаз - Навеки вместе

Жабицкий присмотрелся. На лазутчика купец вроде бы не похож. Руки слишком белые и меча не держали; спина согнута крюком. На коне сбруя купецкая, дуга в замысловатой резьбе, какую любят ливонские негоцианты. И сапоги заморского покроя — с крутыми, узкими задниками. Припомнился капралу Полоцк. Там частенько видал подобных подорожников.

— Что делал в Речице, пан Дубинский? — и, подкрутив усы, представился — Капрал Жабицкий войска его ясновельможности…

Купец поднял усталые глаза:

— Брат мой, Константы Дубинский, долгие лета ему, был негоциантом при дворе его величества свейского и торговал мехами да мальвазией… Этой весной почил в бозе. Теперь дела его вершу в Гомеле и Речице… — Войцех Дубинский замолчал. Потом протянул распухший палец. — Крутили руки… Перстень живьем рвали, ироды..

— О голове думай, купец!

— Пусть бы коня взяли. Поверь, коня не жаль. Мне перстень тот дороже всего был. Гетман Януш Радзивилл одарил за мальвазию, что привез ему из венецианских погребов. — Голос купца сорвался. — Атаман ихний, вор и негодник Гаркуша, затолкал его на палец и говорит: «Злато ваше будет наше…»

Историю с перстнем капрал не слушал.

— Известно тебе, что то Гаркуша был? — Жабицкий повел бровью, вспомнив, как снял голову казаку и привез весть, что Гаркушу зарубил. Забыт тот случай, и хорошо, что забыт.

— Как же! — встрепенулся купец и часто заморгал глазами. — Разбойники его по имени звали.

— В самой Речице было?

— Нет, не в Речице. Под местом Горвалем. Через него намеревался в Бобруйск ехать… Дорога короче. В Бобруйске у купца мои товары лежат. А схизмат Гаркуша говорит: хочешь жить — поворачивай оглобли.

Купец слез с будары, потер затекшие ноги и, разнуздав коня, подвел его к корыту.

— Много казаков видел у Гаркуши?

— Не много, да и не мало. Сотни полторы. Может, их и больше в лесах ховается. Здесь, сказывают, объявился стражник Мирский с артиллериею. Зачесались схизматы и будут уходить за Березу.

Запрокинув голову, капрал Жабицкий загоготал.

— Откупился удачно.

— Удачно. Хороший ты человек… Припрятал я тут бутылочку мальвазии… И вот случай!

Купец приподнял над колесом крыло. Капрал увидел залепленный грязью ящичек. Отвели коней в сторону. Купец долго сопел, раскладывая на сиденье дорожную снедь.

Капрал отпил глоток мальвазии, потянул ноздрями воздух. Да, это была настоящая мальвазия, ароматная и хмельная. Капрал пил маленькими глотками и прислушивался, как растекалось в груди тепло. Купец, как будто воду пил.

— Налей-ка еще, — крякнув, протянул коновку капрал.

— Пей на здоровье, — купец лил мальвазию и рассуждал — Пускай бы поразмыслил пан стражник, да на коня, да к Березе-реке у Горваля. Там перебрался бы на левый берег и сел в засаду, как черкасы. Едва только переправится Гаркуша, на берегу его и порешить…

— Дело говоришь, купец… — Капрал Жабицкий поднялся и отвязал повод.

Купец пожелал ему доброго пути.

В Пинске Жабицкий сразу же вручил письмо гетмана пану Луке Ельскому и когда тот прочел, рассказал о встрече с купцом. Войт слушал, казалось, без интереса. Наконец, сладостно потянувшись и зевнув, спросил:

— Где тот купец?

— Должен быть в Пинске.

— Найди и приведи.

Разыскать купца было не трудно. Посад и слобода сожжены. А если б и уцелели, делать купцу там нечего. Будара стояла у коновязи на площади, а сам он искал ночевку в уцелевших домах. Обрадовался, когда увидал капрала.

— Войт пан Лука Ельский будет иметь разговор с тобой. Бороду расчеши да смени кафтан. Псиной воняешь.

У купца округлились глаза:

— Матка боска!..

Купец долго рылся в бударе, пока нашел то, что было необходимо, — двадцать серебристых соболей. Кафтан сбросил и надел армяк, расшитый серой тесьмой. Подтянувшись голубым широким кушаком, пошел следом за капралом.

До горвальских лесов добрались на третий полудень. Почуяв своих, дозорцы загона Гаркуши вышли на конях из леса. Через час Любомир, Алексашка и Ермола Велесницкий сидели у шатра Гаркуши.

— Недели со две назад посылал к тебе, атаман, мужика Гришку Мешковича. Не дошел, наверно?

— Помню, пришел мужик и свалился без памяти, — вспоминал Гаркуша. — Сказать ничего не мог, помер. Казаки говорили, что несколько раз мое имя вспоминал… Мало разве люда приходит в загон? Сегодня трое пришли. Вчера тоже прибились из-под Гомеля…

— Ждал Небаба. Думал, вот-вот ударишь в спину. Если б тогда побили Мирского, туго пришлось бы гетманову войску в княжестве.