Валентин Рыбин - Семь песков Хорезма

— Беда в дом приходит тогда, когда хозяина нет дома. Не ты ли, Сергей-ага, сжег свой Чарбаг? Нияз-баши и Кара-кель везде тебя ищут, а ты с моими собаками дерешься.

Несколько человек, спешившись, направились к беглецам. Сергей успел вскинуть ружье, но не выстрелил, — его опередил идущий впереди нукер, длинным кнутом выбивший из рук Сергея оружие. Епифан вовсе не стал сопротивляться. Поставив пушкарей между лошадьми, хивинцы отправились в Чарбаг. Следуя по проселку, коротким путем, кавалькада достигла Газаватской дороги. Она была запружена арбами, небольшими караванами верблюдов, идущих в Хиву, и пешеходами. Повсюду раздавались возбужденные голоса: Чарбаг сгорел, и все бронзовые пушки хана расплавились. Шли толки и о том, что пушкари сами подожгли мастерские и сбежали ночью.

К вечеру Сергея и Епифана втолкнули в сарай, связали вожжами по рукам и ногам. Ниязбаши-бий и Кара-кель заглянули в сарай, чтобы убедиться, действительно ли привели самого Сергея. Кара-кель, увидев его, распростертого на спине, горестно пожалел;

— Сергей-ага, видит Аллах, не я тебе желал смерти, ты сам ее искал и, наконец, нашел. Ругай самого себя, а Кара-кель и после твоей смерти жалеть тебя будет! Ты хороший человек, Сергей-ага!

— Кость бы тебе в горло... — прохрипел Сергей. — Скажи, чтобы принесли воды... Губы все потрескались... Пить хочу...

— Эй, вы, напоите топчи-баши! — распорядился Кара-кель и ушел.

Ниязбаши-бий, слезливо жалуясь на усталость, сказал:

— Опять надо ехать в Хиву, к хану... Узнает о пожаре, спасибо не скажет. Придется наказать пушкарей своим судом.

— Это разумно, бий-ага, — согласился Кара-кель.

Утром Кара-кель ходил с конюхом по двору, осматривая лошадей, вернее, лошадиные хвосты Чистокровные ахалтекинские жеребцы с длинными расчесанными хвостами вызывали у Кара келя гордость и умиление, «Нет, таким скакунам подрезать хвосты грех, Аллах за такое кощунство покарает! — размышлял Кара-кель.— Уж лучше укоротить хвост вон у той жеребой кобылы. Да и хвост у нее, кажется, пожестче, чем у жеребцов ..»

— Гулам, отрежь хвост вон у той клячи, — распорядился Кара-кель.

— Бий-ага, но у нее отрезан хвост почти до самого позвоночника

— Ничего, того, что отрежешь еще, на двух негодяев вполне хватит.

— Ладно, бий-ага, ваша воля — наше исполнение... После полудня дверь в сарай, где лежали Сергей и Епифан, отворилась. Возле порога сели на корточки два истощенных перса и принялись на толстой доске рубить тесаками конский волос. Рубили долго, пока не измельчили на мелкие черные иголки. Потом один из персов вынул из-за кушака бритву, провел лезвием по ладони и согнулся над Сергеем.

— Извиняй нас, топчи-баши, такова воля хозяина...

— Пошел прочь, кость бы тебе в горло! — корчась, закричал Сергей, стараясь порвать вожжи, которыми был связан, но тщетно. От бешенства и натуги силы оставили его, и он сник. Второй перс положил на голову Сергея соломенную подушку, сел на нее, а первый начал бритвой подрезать пятки Сергея. Сделав разрезы, не обращая внимания на хлынувшую кровь, набивал под шкуру конский волос. Сергей стонал под подушкой, содрогался всем телом, а палач преспокойно зашивал одну за другой пятки Сергея. Закончив дело, встал на колени, помолился Аллаху и начал такую же «операцию» на Епифане.

Несколько суток они провалялись в сарае под охраной нукеров. Еды не давали, да и до пищи ли! Оба то и дело просили пить. Нукеры неохотно выполняли просьбу Сергея — приносили в кумгане воду, подносили к трясущимся губам.

В один из дней со стороны Хивы донесся рев карнаев. Раскаты грозной музыки становились все ближе и ближе, и вот двери сарая отворились.

— Эй вы, выходите! — приказал нукер и ударами камчи поднял Сергея и Епифана.

Заковыляли они на носках, корчась от боли, на дорогу. Кара-кель, посмеиваясь, поджидал их. Впереди на дороге стояли четыре небольших пушки. Пушкарей посадили на инеров, и караван двинулся дальше.

— Эй, Сергей-топчи, хорошо ли тебе в кеджебе? — проезжая мимо, спросил Ниязбаши-бий. — Идем на Змукшир, там ты покажешь Рузмамеду, как умеешь стрелять из пушек. Если снесешь голову Рузмамеду, я собственными руками очищу твои пятки от конских волос. Ты слышишь меня, Сергей-топчи?!

— Пошел вон, кость бы тебе в горло! — выругался пушкарь.

Каракель тоже пытался заговорить, но Сергей обматерил и его.

Через сутки войска подошли к крепости, которая уже была окружена конными хивинскими сотнями Худояр-бия и Клычнияз-бия. Не более двухсот ашакцев засели в ней и вырваться не могли, ибо хивинцев собралось в десять раз больше. Осада, однако, не давала успеха без орудия, и вот наконец-то вместе со свежим пополнением привезли пушкарей с пушками.