Не даст ли Халназар-бай дыньки с арендной доли?» По окончании молитвы люди расселись во дворе перед мечетью. Мамедвели прислонился спиною к двери, а Халназар сел на корточки, — они не хотели пачкать хорошую одежду.
Несмотря на то, что Покги Вала уже несколько раз рассказывал о своей поездке в Мары к Гюльджамал-хан, здесь его опять попросили рассказать. И он охотно заговорил:
— Порядки у Гюльджамал-хан не такие, как у теке и других туркмен. Ох, лучше и не говорить об этом! Нет счету приходящим и уходящим... Да, глупый слуга сперва хотел отвести нас в дом для гостей, но разве я пойду туда? Я пошел прямо к самой Гюльджамал-хан. Она засуетилась: «Ах, ох, мой братик приехал!» — и обняла... Говорить ли о плове, о разных угощениях...
Кто-то из шутников прервал его:
— Покги-мираб, то, что ты ел и пил, — твое. Ты расскажи, о чем говорили.
— Э-эй! Что скажешь, если не было места, куда выплюнуть табак!
— Да, для тебя это... Ты ведь без своей жвачки минуты не проживешь!
— Я-то? А мне все равно, кто передо мной — хан ли, бек ли. Я сплюнул табак под стенку, а они поставили передо мной чашу из серебра и говорят: «Сюда плюй».
— У тебя нет серебряной монетки, чтобы дать жене на украшения, — раздался чей-то недовольный голос,— а у них...
Мамедвели, поглаживая бороду, пояснил:
— Все от бога! Если создатель расщедрится, он сыплет без счета.
Артык сидел в сторонке, подостлав под себя чекмень. Рассказ толстяка Покги и особенно слова ходжи ему не понравились, и он сказал насмешливо:
— Ходжам-ага, совместимо ли со справедливостью бога то, что у одних нечем прикрыть тело, а у других серебра столько, что они плюют в серебряные чаши?
Мамедвели накинулся на него:
— Ах ты, несчастный! Будешь восставать против бога — станешь отступником и проклятие падет на твою голову!
Суфий в желтом халате набожно произнес:
— Аллах, милостив будь к грешным рабам твоим. Покайся, сынок, покайся!
Но Артык, помня слова Ивана Тимофеевича, вовсе не думал каяться и смело вступил в спор:
— По-моему, в этих делах аллах ни при чем!
— Что ж ты думаешь, Гюльджамал-хан воровством накопила свои богатства?
— Думаю, что народ пограбила немало.
Покги поморгал своими маленькими глазками и сказал:
— Ты, халиф, настоящий смутьян! Не можешь утерпеть, чтобы не выскочить против всех. Честь и богатство Гюдьджамал-хан не похожи на наше с тобой. Ее и царь знает...
— Конечно, не похожи!
— Если тебе это понятно, так и помалкивай!
— Нет, Покги-мираб, я молчать не буду! — заговорил Артык, вдруг вспомнив все свои обиды. — Вы отняли ото рта у одного, у другого, у третьего, чтобы помазать губы Гюльджамал-хан. Конечно, теперь она может делать горшки для плевков и навоза не то что из серебра — из золота.
— А кто отнял у тебя ото рта?
— Тот, кто взял третью часть моей бахчи! Кто поставил караульщика у копны моей пшеницы!
Халназар не мог стерпеть этого. Он гневно крякнул и огрызнулся:
— Артык, ты знай, кого задеваешь! Я ничего не отнимал у тебя. Я взял только то, что мне положено. Да, я деньги платил за это! И когда ты начнешь молотить пшеницу, я не постесняюсь открыть свой чувал.
— Бай-ага, ты, что ли, помогал мне сеять?
— Я сеял золото!
— Ты сеял золото для того, чтобы сделать золотые плевательницы для Гюльджамал-хан и заодно самому получить раз в двадцать больше положенного!
С разных сторон послышались голоса:
— В словах Артыка есть правда, эй!
— Он правильно говорит!
— Какая тут правда? Ложь!
Мамедвели, протянув руку, успокоил толпу:
— Люди, не будьте легкомысленны! Благодарите бога, если сумеете освободиться от набора ценой урожая и скота. Был бы жив человек, а добро придет. Еще посеете — бог даст урожай, разбогатеете!
Стадо, прошедшее мимо, обдало пылью сидящих возле мечети. Покги Вала воспользовался тем, что разговор оборвался, и продолжал свой рассказ.
— Гюльджамал-хан шлет привет, — снова заговорил он, — всем родственникам, всему народу. Сказала: пусть не печалятся, пусть пребывают в молитвах.
Мамедвели тотчас же отозвался:
— Да сопутствует ей рука всемогущего!
— Сказала так, — продолжал Покги: — Если, дескать, можно будет что-либо сделать деньгами, то их достаточно.
Артык не вытерпел и опять начал:
— Да, если с каждого аула по пять тысяч...
Но Покги перебил его:
— Тетушка Гюльджамал говорит: «Если и на этот раз сумею сделать народу добро, то у меня не останется неисполненных желаний». Она ездила к Куропаткину-генералу, говорила с ним. Тот будто сказал ей: «Ты можешь ехать к белому падишаху, никто не осмелится встать на твоем пути!»
Читать дальше