Берды Кербабаев - Решающий шаг

— Что же поделаешь, если ты мне не веришь, сынок, — вздохнув, проговорила жена арчина. — Тогда вот тебе кибитка, ищи.

— Плохо тебе будет, если найдем!

— Ничем не могу вам помочь, сынок...

Джигиты прежде всего кинулись к огромным чувалам, стали выбрасывать из них одежду, ткани, — арчина там не оказалось. Старшина отряда подумал: «Куда же он делся? Неужели кто-нибудь предупредил его и он успел удрать в город? А может быть, прячется у соседей?»

Перерыли все и в кибитке и во дворе, раскидали и омет соломы, но Бабахана не нашли.

Вдруг старшина отряда заметил в темном углу женщину, которая безмолвно сидела, накрывшись халатом и закрывая лицо. Он знал, что в кибитке арчина не было женщин, кроме его жены.

— Кто эта женщина? — спросил он жену арчина. На мгновение растерянность мелькнула на лице Набат, но она быстро нашлась.

— Ах, эта? — с невозмутимым видом ответила она, взглянув в темный угол. — Сваха наша, кто же еще! Приехала погостить.

— Сваха?

— Ну да, старая женщина, приехала из Гараермэ.

— А как зовут ее?

— Как зовут?.. Дурсун ее имя.

Джигит повернулся к темной женской фигуре, спросил:

— Да это ты, бабушка Дурсун?

Из-под яшмака раздался тонкий дрожащий голос, явно выдавая мужчину:

— Я, сынок, я-а...

Джигит сразу шагнул к подозрительной женской фигуре, но между ним и ею встала Набат.

— Ах, братец, стыдись! — с укором заговорила она. — Неужели ты коснешься женщины?

Но джигит, отстранив ее рукой, запустил другую руку под яшмак, нащупал бороду Бабахана и потянул его к тусклой лампе:

— Вот так бабушка Дурсун! Бородатая, оказывается!

Остальные джигиты отозвались на его слова громким хохотом. Посыпались шутки:

— Ничего не скажешь, это ей даже к лицу!

— Может быть, это полуженщина-полумужчина?

— А вдруг это не человек, а джин? Берегитесь, не растут ведь у женщин волосы на лице! ,

— Давайте снимем платок и посмотрим, что у нее на голове!

Сдернули платок, и бритая голова Бабахана засверкала при свете лампы.

Старший джигит обратился к Набат:

— А что, тетушка, не лучше ли нам проводить твою сваху домой? Ведь смотри — у нее какая-то болезнь: с головы облысела, а с лица заросла волосом. Как бы и ты от нее не заразилась!

Набат закрыла лицо руками и заплакала.

Арчин продолжал сидеть, растерянный, жалкий. У него и ноги не слушались и язык не ворочался. Он хотел упросить джигитов пощадить его, предложить им богатый выкуп. Но из его невнятного лепета никто ничего не понял, да и не слушали его джигиты. По приказанию старшего, они старались его поднять, поставить на ноги. Бабахан был тяжел, как наполненный мукою чувал, и как ни бились джигиты, не могли заставить его идти. Оставалось только волоком тащить его из кибитки. Тогда один из джигитов, выбившись из сил, сорвал с плеча винтовку и наставил дуло ее на арчина. Старший крикнул: «Эй, что делаешь?» — но было поздно: раздался выстрел, и пуля пробила грудь Бабахана. Убивший его джигит сердито проговорил:

— За шкуру волка дают овцу. А его шкура и гроша не стоит!

— Но ведь Артык приказал нам доставить его живым!

— А мы скажем, что он еще живым превратился в дохлятину!

Набат с громкими рыданиями бросилась к трупу мужа, а всадники вскочили на коней и помчались в степь.

Борьба контрреволюции против советского государства усиливалась по всему Туркестану. После распада «Кокандской автономии» в Ферганской степи. росло басмаческое движение. Джунаид-хан угрожал не только Хиве, но и Петро-Александровску. Эмир Бухары на словах «помирился» с советской властью, но, по-видимому, ожидал только подходящего момента для своего выступления. Ко всем очагам контрреволюционного мятежа тянулись незримые нити от английской военной миссии в Иране.

Из всех врагов советской власти наиболее опасным казался Эзиз-хан. Он укрепился в самом центре Закаспия, у железной дороги. Если бы ему удалось соединиться с эмиром бухарским, он мог бы в любое время перерезать железную дорогу — эту главную артерию всего края. Поэтому туркестанское правительство стремилось в первую очередь покончить с Эзизом. Не доверяя Ашхабаду, оно послало в Теджен отряд специального назначения во главе с военным комиссаром Оси-повым.

Прибыв со своим отрядом в Теджен, ташкентский комиссар почему-то не спешил начинать военные действия против Эзиза. Он сидел в своем салон-вагоне на станции, иногда вызывал к себе Куллыхана и наедине беседовал с ним, а с председателем совета как будто даже и не считал нужным разговаривать.