Бернард Корнуэлл - Рота Шарпа

Шарп отполз вниз по гласису, в тень, и оглянулся на высокие стены, залитые пламенем: оно буквально выплескивалось из всех амбразур, оставляя дымные следы. В ярком свете он вдруг увидел странные узоры поверх брешей. Пытаясь угадать, что это может быть, он вгляделся сквозь огонь и дым – и вдруг понял, что французы установили в седловине каждой бреши chevaux de frise [50] «Фризский конь» ( фр. ), укрепление, изначально использовавшееся против конницы, но позже широко применявшееся при защите крепостей. Состояло из тяжелого бревна-оси с выступающими сучьями или набитыми деревянными распорками, могло быть спущено вниз по склону. . Каждый монстр был бревном, толстым, как корабельная мачта, ощетинившимся тысячей сабель – чудовищно мощным барьером, частым, как иглы дикобраза, готовым нашинковать любого, кто рискнет встать на его пути. Если, конечно, такой смельчак найдется.

Шарп нашел полковника, командующего следующим батальоном: тот стоял с обнаженной шпагой в руке, уставившись на объятый огнем край гласиса. Полковник воззрился на Шарпа:

- Что там?

- Пушки, сэр. Пойдемте.

Полковника не было нужды подгонять или направлять. Бастион Санта-Мария ярко освещен пламенем, к нему и направился батальон, не обращая внимания на свистящую картечь, оставляющую в его рядах зияющие пустоты. Люди смыкали ряды и шли вперед, а артиллеристы поливали гласис все новыми порциями картечи. Полковник взмахнул шпагой и хрипло крикнул: «Вперед!»

Батальон побежал, сбивая ряды, и начал спускаться в ров. Гласис был завален телами, их становилось все больше с каждым выстрелом, но новые шеренги приходили им на смену, бросаясь в огромный огненный котел. Люди прыгали на мешки с сеном, а приземлялись на убитых или раненых. Живые двигались в сторону бреши, пытаясь пробиться к стене, а французские артиллеристы, засевшие сверху, снова отбрасывали их назад. Дно рва было залито кровью. Шарп в ужасе огляделся. Ему было приказано вернуться туда, где ждали резервы, вести людей вперед, но показывать дорогу этой ночью уже не нужно было никому, поэтому он остался.

До бреши еще никто не добрался. Между гласисом и равелином было черно от людей из Четвертой и легкой дивизии: смешавшись, они не знали, что делать. Кто-то решил, что здесь, под стенами равелина, безопаснее, что пушки здесь их не достанут. Но безопасно не было нигде: пушки, плетя замысловатые узоры, разработанные лучшими умами фортификационной науки, накрывали каждый дюйм рва и убивали, убивали, убивали. Правда сейчас они стреляли только туда, где движение британцев, пытавшихся достичь стен, было наиболее активным, и пространство между брешами быстро заполнялось телами убитых. Одни пушки использовали картечь в жестяной оболочке, наполненной порохом и мушкетными пулями, как охотничий патрон утиной дробью, другие – картечь без оболочки, как во флоте: ее забрасывали в ствол орудия в мешках или картузах.

Но опасность исходила не только от пушек. Защитники сбрасывали со стен все, что может убивать: в ров летели куски камня размером с голову взрослого человека, снаряды, фитиль которых подрезался до четверти дюйма и поджигался вручную, свистели вниз, рассыпая алые искры, по склону катились бочонки с порохом, из которых торчали короткие запальные шнуры с огоньками на конце. Шарп видел, как один такой бочонок, подскакивая, крутясь и бешено сверкая горящим фитилем, грохнулся в ров и взорвался прямо посреди группы из дюжины стрелков, спешивших к бастиону Санта-Мария. В живых осталось только трое, они ослепли и вопили от боли, один, переставший что-либо осознавать, рухнул прямо на горящие бревна, преграждавшие путь к новой бреши. Шарпу показалось, что он слышит, как трещит его кожа, но уверенности не было: вокруг стоял дикий шум, стонали умирающие.

Живые во рву ревели и хрипели, вдруг этот рокот перерос в крик ярости. Шарп посмотрел направо и застонал, увидев огромный людской вал: стрелки и красномундирники пошли в атаку. Отчаянно желая победы, они прорвались поверх приземистого равелина, все большее количество атакующих разбегалось по его расходящимся сторонам и, опустив байонеты, мчалось к новой бреши. Французы этого ждали: искры зажгли запалы не стрелявших ранее пушек, с трех сторон ударила картечь, и люди как будто заплясали, дергаясь под встречными железными ударами. Выжили немногие – но лишь для того, чтобы осознать: равелин заканчивается новым обрывом, глубоким рвом перед самой брешью. Пока они медлили, французская пехота добила их мушкетным огнем, и на плоской вершине равелина остались только трупы, которых было так много, что они падали вниз, оставляя темные кровавые следы на каменной кладке.