Ромуальдас Неймантас - По следам солнечного камня

Затем грянули аплодисменты.

Первым несколько раз хлопнул в ладоши человек, сидевший на престоле из слоновой кости.

Из-за престола выбежали несколько девушек, похожие на тех, что были запечатлены на настенных рисунках. На них были красные, оранжевые и зеленые набедренные повязки.

Они надели на шею главного барабанщика гирлянду из живых цветов. Сидящий на престоле, видимо довольный искусством его игры, подарил ему накидку. Барабанщик поклонился, коснувшись лбом мрамора, и вместе со своими товарищами скрылся за каменный престол.

Вместо них появилось несколько десятков мужчин и женщин в длинных белых одеждах. Они выстроились вдоль левой и правой стены. Вслед за ними вышли тридцать музыкантов и начали рассаживаться на белом покрывале, которое прислуживающие им девушки расстелили вдоль торцовой стены, невдалеке от каменного престола. У одних музыкантов были семиструнные вини — струнные инструменты, похожие на рабалы. Другие принесли с собой бамбуковые флейты — баукши, деревянные трубы — нагасварамы, небольшие барабаны — канджиры.

Как только музыканты уселись, люди в белом начали петь. Песня напоминала барабанный бой. Она тоже струилась над землей, взлетая ввысь, снова возвращалась. Казалось, мелодия порхала над скалами, ударялась о горы, задевала деревья.

Мегастен, сидевший рядом с Айстисом в первом ряду, недалеко от престола из слоновой кости, стал тихо переводить слова песни. Певцы и музыканты рассказывали о царевиче Манаме, который путешествовал через пустыни, воды, горы и леса, пока не добрался до могущественного владыки — махараджи. Живя в его владениях, он многому научился, женился на милой девушке-красавице, а сейчас с женой возвращается в свой край, снова едет через пустыни и леса…

Хор продолжал пение, а на сцену выбежали три танцора — двое мужчин и девушка в легкой яркой одежде. Лица их были покрыты краской разных цветов, на руках, ногах, пояснице, шее — множество украшений и серебряных колокольчиков, которые звенели в такт музыке.

Хор, следя за движениями танцоров, рассказывал, как в лесу на путешественников напали разбойники. Их предводителю очень понравилась молодая жена Манама. Очарованный ее красотой, разбойник вызвал царевича на поединок, предлагая сражаться за красавицу.

Танцоры изображали ожесточенный поединок, в котором царевич терпит поражение: меч выпал из его рук, жена подняла меч, но отдала не мужу, а разбойнику! Ее поступок решает исход поединка. Манам, тяжело раненный, умирает. Его жена, с первого взгляда влюбившаяся в разбойника, спешит к нему, чтобы обнять победителя. Однако разбойник, ужаснувшись поступку красавицы, отвергает ее и оставляет одну в джунглях… Красавица горюет, обращается к богам за помощью, но все от нее отворачиваются, проклиная за предательство.

Танец глубоко взволновал Айстиса, напомнил о доме, об Угне… И он снова в мыслях возвратился на корабль, который уносил его вдаль через Ворота слез.

…— У меня и мысли не было, что когда-нибудь в жизни доведется поездить верхом на слоне! — улыбался Айстис, рассматривая после праздника вместе с Мегастеном подарки махараджи. На долю Айстиса выпал танцующий слоненок, вырезанный из коричневого ствола дерева розы.

— Туземцы верят, что человек, поездив верхом на слоне, перенимает частицу его силы и живет на десять лет дольше, — объяснил Мегастен, любуясь своим подарком: ему досталась танцовщица, высеченная из белого камня.

— Удивительно! — произнес Айстис в задумчивости, даже не сознавая, что заговорил на родном языке. — Мне кажется, будто я уже лет десять не был дома! Слышите ли вы меня, Боги?

— Как ты сказал? — насторожился Мегастен, услышав молитву Айстиса на его родном языке. — Повтори!

Айстис повторил. Раз. Другой. Третий. Мегастен все больше удивлялся.

— Знаешь ли ты, что твой язык очень похож на древний язык жителей северной Индии?

— Как это может быть?

— Послушай: дхумах, сунух, шува, акис…

Мегастен произносил все новые слова. Они звучали непривычно, но Айстис их понимал! Ведь на его родном языке «думай» — дым, «сунус» — сын, «шуо» — собака, «акис» — глаз!..

— Санскрит [119], — только это и мог сказать переводчик, сам не понимая, почему в Индии он обнаружил слова, близкие греческому, а вот теперь — и языку, на котором говорит Айстис. — Санскрит… — еще раз повторил он, вызывая у Айстиса страх и одновременно желание узнать тайну схожести языков. Но Мегастен больше ничем не мог ему помочь.