Патрик Рамбо - 1968

— А за нами жизнь гонится по пятам. Чем хвастаться своими познаниями, ныряй лучше ко мне, товарищ!

И она принялась брызгать на него обеими руками.

Маршрут большой всеобщей демонстрации был известен, о нем объявили заранее, так что на всем пути, от северных кварталов до Данфера, на тротуарах и в окнах толпились любопытные и сочувствующие. В 15:30 рабочие профсоюзы вышли с площади Республики, студенты — с Восточного вокзала, на Севастопольском бульваре все несколько сот тысяч человек слились в единый поток. Университетские любители и профессионалы из партийных организаций все еще не особенно доверяли друг другу. Полиции нигде не было видно. «За полицию у нас Всеобщая конфедерация труда», — сказал кто-то из студентов. «Эти юные буржуа нам не указ», — говорили профсоюзные активисты, но им пришлось уступить, допустив в огромную процессию черные флаги.

На бульваре Сен-Мишель шумная толпа переминалась с ноги на ногу в ожидании, когда появятся первые ряды демонстрантов. А тем временем две женщины с Правого берега снизошли до того, чтобы пробраться в Латинский квартал, которого они немного побаивались. Одна из них, Соланж Порталье, супруга знаменитого хирурга и мать Ролана, от отчаяния готова была кусать себе ногти, не будь они такими длинными и накрашенными. Она надела жемчужно-серый костюм и черные чулки с вышивкой. Несмотря на макияж, она была бледна. Вторая, Моника Жюрио, сопровождала подругу, радуясь, что у нее нет детей в том возрасте, когда поджигают машины. Она была на несколько лет моложе подруги и, чтобы подчеркнуть это, по-спортивному накинула свитер на плечи, перевязав рукава узлом. Солнечные очки, поднятые на манер обруча, не позволяли ее курчавым каштановым волосам спадать на лоб. Соланж молила бога о том, чтобы хоть увидеть сына, чтобы он был здоров… Но что за безумная толпа! Чтобы не слишком выделяться, хотя кругом было много таких же прохожих» дамы подали пятифранковую купюру грязному, как чушка, лжестуденту, который размахивал консервной банкой, повторяя как заведенный: «Сбор в пользу жертв репрессий… Сбор в пользу жертв репрессий…» А рядом седовласый господин, на вид такой приличный, занимался, по мнению дам, совершенно недостойными вещами. Он рассказывал молодым людям:

— Полиция впервые применила высокотоксичный газ, похожий на тот, какой американцы используют против вьетнамцев и негров.

— Префектура это отрицает, — сказал другой господин в рубашке и джемпере.

— Само собой, но были взяты пробы. Этот газ с высоким содержанием перхлората аммония долго не выветривался из закрытых помещений, из квартир, из полицейских фургонов. Он действует на печень, на почки, а при высокой концентрации становится смертельным…

— Вот они! — закричал мальчик, оседлавший ветку платана.

С дальнего конца бульвара Сен-Мишель доносился гул, он приближался и нарастал с невиданной силой. Слышались песни и лозунги, но слов было не разобрать. Людской поток двигался к пересечению с бульваром Сен-Жермен, послышалось: «Де Голля в богадельню!», «Десять лет — этого хватит!» Соланж Порталье достала из сумочки театральный бинокль, надеясь среди тысячи лиц высмотреть сына. «Я уверена, он участвует в демонстрации, — сказала она своей подруге мадам Жюрио, — я просто уверена…» Впереди шествия шла, улыбаясь, сияющая одиннадцатилетняя девочка с конским хвостом и в корсаже в клеточку. За ней в первом ряду, под транспарантом «Солидарность студентов, преподавателей и трудящихся» и перед восемнадцатью красными флагами все узнали идущих бок о бок Гесмара, Соважо и Кон-Бендита, которые всего за пару дней стали настоящими символами студенческого движения. С балконов, с деревьев, с крыш, из толпы зевак неслись овации. Все ощутили необыкновенную мощь этого многолюдного шествия.

— Посмотри-ка на этого высокого парня в белой водолазке, просто красавец! — сказала мадам Жюрио мадам Порталье.

— Моника, что ты такое говоришь…

Но она все-таки навела бинокль на лидера Студенческого союза.

— Да, недурен…

Когда первые ряды прошли мимо обеих женщин, фальшиво горланя «Интернационал», толпа зевак, которая ринулась вперед, смешиваясь с демонстрантами, увлекла мадам Порталье и мадам Жюрио за собой. Двести или триста метров дамы прошли вместе со всеми. Моника Жюрио очень разволновалась, но старалась не подавать виду. Догадливая мадам Порталье, которую толпа все плотнее прижимала к подруге, спросила:

— Что с тобой? У тебя щеки горят!