Милий Езерский - Марий и Сулла. Книга третья

Меры пришлось принимать срочные. Цинна и Карбон решили произвести набор войск, узнав, что сенат получил гордое послание Суллы. Перечислив, что им сделано в Югуртинскую и Кимбрскую войну, во время претуры в Киликии, в Союзническую войну, во время консульства и в борьбе с Митридатом, проконсул обвинял сенат в том, что его, Суллу, сделали проскриптом, друзей перебили, дом разрушили и его жена принуждена была с детьми спасаться бегством от палачей. Послание его кончалось словами: «Я отомщу за эти жертвы и за всю республику, невзирая на сословие виновных, их заслуги и магистратуру. Я — меч Марса-мстителя над непокорной Италией».

Сенат испугался и отправил к Сулле посольство с предложением мира. Только теперь понял Цинна, кто мешал правильной жизни республики: сенат! Нужно было раздавить его, когда они с Марием заняли Рим!..

Взбешенные поведением сената, Цинна и Карбон, провозгласив себя консулами на два года, решили посадить войска на корабли и направить их в Либурнию.

— Оттуда мы двинемся навстречу Сулле, — говорил Карбон воинам, — и нападем врасплох на него.

Переправив благополучно часть легионов, Цинна стал готовить остальных воинов.

День был пасмурный, море неспокойно билось о берега. Легионарии неохотно садились на корабли. В полдень лазурное море потемнело, и войска стали роптать.

— Буря будет! Куда он нас ведет? — кричали легионарии. — Против победителя Митридата? Против его ветеранов? Не пойдем!..

— Разве можно устоять против Суллы? Не будем воевать с земляками, проливать римскую кровь!

Ропот разрастался. Воины решили самовольно возвратиться на родину.

К вечеру легионарии высадились на берег и бросились в рассыпную:

— Домой, домой! Не хотим больше воевать! Домой!

Цинна выбежал из шатра с обнаженным мечом в руке.

— Остановитесь! — закричал он. — Кто, как не вы, должны защищать республику от патриция, — который угрожает нам и сенату жестокой расправой? Воины, вспомните времена Мария, боровшегося за плебс! Вспомните свое господство и подумайте, что. несет нам Сулла! Кровь, насилия и грабежи!..

— Домой, домой! — прервали его легионарии, и рев сотен глоток заглушил речь консула.

— Ликторы, ко мне! — закричал Цинна и приказал хватать непокорных и расправляться с ними.

Ликторы выхватили секиры, и один из них стегнул легионария прутом по голове. Тот ответил обидчику ударом кулака в зубы.

— Схватить бунтовщика! — распорядился Цинна. Но воины оттеснили консула, и в него полетели камни.

— Что вы делаете? — закричал Цинна.

Но толпа с ревом окружила его. Он видел яростные лица, дикие глаза, слышал проклятья и понял, что с ним безжалостно расправятся, если он не сумеет овладеть этими взбешенными людьми.

Пробовал говорить, но ему не давали, оскорбляя его. Тогда он бросился с мечом на мятежников. А потом побежал. За ним мчались разъяренные воины, скользя, падая в грязь, подымаясь. Впереди был шатер, дальше простиралось поле и вдали на холме — деревушка.

«Погиб», — подумал он и обернулся.

— Стойте! Я, консул, повелеваю вам…

Но толпа не слушала его. И он опять побежал. Полетели камни. Один задел ему плечо, другой попал в голову. Цинна пошатнулся. Набежали воины — сверкнули мечи, и он, почувствовав ноющую боль в теле, уронил обагренное кровью оружие. Упал. А озверевшие люди набросились на безжизненное тело и долго топтали его грубыми калигами.

Насытив свою ярость, они стали медленно расходиться, собираясь по нескольку человек, и шептались, сговариваясь о грабеже лагеря.

Карбон, узнав об убийстве Цинны, отозвал легионы из Либурнии.

Мульвий был очевидцем дикого убийства Цинны, но помешать не мог, и если бы вступился, разъяренные легионарии разорвали бы его в клочья.

Не желая больше оставаться в восставшем войске, он в тот же день отправился в Рим.

Сидя у Геспера в атриуме и беседуя с ним и с Виллием, Мульвий покачивал головою:

— Трудно бороться нам с олигархами. Идет Сулла, муж жестокий, и если мы не уничтожим его — быть страшной резне.

— Это так, — отозвался Геспер, — на моих глазах погибли Гракхи и мой господин Фульвий Флакк, которые боролись за плебс; затем Фортуна отняла у нас Сатурнина, Главцию, Сафея; погибли тысячи людей… Боги одни знают, что будет дальше.

— Ты сомневаешься в победе плебса? — вскричал Виллий.

— Нет, когда-нибудь плебс победит, сплотившись, а разрозненные выступления обречены на неудачу…

— По-твоему, — не унимался Виллий, — лучше было бы нам прекратить борьбу и сдаться?