Милий Езерский - Марий и Сулла. Книга третья

Воины молчали. Возглас Базилла всколыхнул их.

— Мир, мир! — кричал трибун. — И скорее в Рим! Император позаботится о нас на родине. Он…

Ему не дали договорить.

— Мир, мир! — подхватило несколько человек.

И вскоре тысячи голосов загремели вокруг претории:

— Веди нас, император, веди! — Сулла поднял руку:

— Воины, в Италии нас ждут жаркие бои, но на родине, где слышится римская речь и светит наше, италийское солнце, сражаться и умирать сладостнее, чем на чужбине. А кого сохранят боги живым, тот станет самым почитаемым человеком в отечестве!

Распустив легионы, он вошел в шатер и, сев на ложе, задумался: «Если Митридат договорится с Фимбрией — я пропал: оба они бросятся, как псы, на меня… А я должен сохранить свои легионы для римской олигархии — это наша последняя надежда. Лучше пожертвовать благом республики ради блага патрициев и сената, и если Митридат утвердит делионские переговоры — я получу мир, корабли и деньги, подавлю внутреннего врага, более опасного, чем внешний. Уничтожить Митридата хорошо, а повесить Цинну и Карбона — лучше».

Дни и недели пролетали незаметно. Не доверяя Митридату, Сулла разослал разведчиков и соглядатаев, чтобы знать о положении неприятеля…

Посольство Митридата, прибывшее в римский лагерь, объявило Сулле о согласии царя на все делионскме условия, кроме двух: выдачи семидесяти кораблей и очищения Пафлагонии. Было ясно, что царь нащупывает, с кем выгоднее договориться — с Суллой или с Фимбрией, и император был в большем затруднении. Но события, происшедшие в Азии, помогли ему: Пергамское царство было осаждено с двух сторон — на севере Фимбрией, а на юге Лукуллом.

Имея несколько памфильских и много родосских кораблей, Лукулл (ему помогал искусный наварх Дамагор) нападал на понтийцев, и когда римские суда вошли в Питанейские воды, Митридат отступал уже перед Фимбрией.

Вести о победах Фимбрии, действовавшего с молниеносной быстротой, поразили Суллу:

«Как жаль, что этот храбрый наглец не с нами! Мы бы давно кончили с Митридатом!»

Царь укрылся в Питанее, и Фимбрия просил Лукулла помочь ему осадить Митридата с суши иморя. Но Лукулл, больше аристократ, чем патриот, велел ему ответить: «Со злодеем, приверженцем Мария и убийцей консула Флакка, не буду иметь дела». И хотя вражда полководцев дала возможность царю бежать в Митилену, Лукулл не сожалел, что отказал Фимбрии в помощи.

Сулла и Лукулл соединились в Геллеспонте. Глядя на многочисленные корабли, приведенные квестором, Сулла, улыбаясь, пожимал ему руку.

— Друг, — говорил он, — как я рад увидеться с тобою! Расскажи, где ты был, что делал…

— Не осуждай меня, император, за опоздание, — вздохнул Лукулл, — боги свидетели, что я сделал всё, чтоб помочь тебе… Был я на Крите, в Кирене, подвергся нападению пиратов, потом отплыл в Александрию, где Птолемей Латир принял меня как царя, но в кораблях отказал, не желая вмешиваться в борьбу. Дав мне доКрита охрану из нескольких военных кораблей, он…

— Но эти корабли…

— Это памфильские и родосские… я начал опустошать берега Азии и возбуждать города против Митридата. Хвала богам, что это мне удавалось…

Они беседовали до полуночи на палубе в присутствии наварха Дамагора.

На другой день Сулла получил известие, что Митридат желает увидеться с ним и дожидается его между Абидосом и Илионом.

Переправившись через пролив с четырьмя когортами и двумястами всадников, Сулла направился к Дардану, развалины которого четко выделялись впереди. Не доезжая, он остановился перед шатром, окруженным многочисленной пехотой, конницей и колесницами, вооруженными косами.

«Царь хочет перевесом в силе вынудить меня пойти на уступки, — подумал Сулла, — но — клянусь Геркулесом! — я уже достиг крайней границы: дальше находятся честь Рима и мои нужды, через которые переступить невозможно».

Митридат поспешно вышел из шатра. Великан, в желтых персидских штанах и тиаре, усыпанной драгоценными камнями, с широким мечом у пояса, он удивил полководца своим величественным видом.

Не глядя на проконсула, он отпустил движением руки приближенных и спустился в долину. Сулла последовал за ним.

Остановились. Митридат, взглянув на римлянина, первый протянул руку, но Сулла удержал свою и спросил:

— Вижу ли перед собой друга или врага? И если — друга, то принимает ли великий царь делионские условия безоговорочно и без изменения?

Митридат молчал.

— Я не понимаю, царь, твоего молчания. Говорят побежденные, а победители молчат…