Юрий Крутогоров - Куда ведет Нептун

22 января в вахтенном журнале появилась запись: «…сего числа вышло из-за горизонта солнце».

Солнце, а вместе с ним привычная, дополярная жизнь возвращались на круги своя. Радовались матросы. Ликовали оленекцы: по их поверьям, творец вселенной Юрунг айы тойон показал на небе счастливый глаз.

Как ни прекрасно северное сияние, но есть в нем что-то чужое, постороннее. Солнце же, пусть и не греющее, — тепло жизни, свет. И уже пробудилось под глубоким снегом спящее семечко желтого мака.

Подвижка льда на Оленеке началась в конце июня. Хорошо, что осенью дубель-шлюпку загнали, как в стойло, в небольшую бухту. В противном случае ее бы ледяными жерновами перетерло.

Показал-таки Оленек свой характер!

Река начинает тихий свой путь с высоких кряжей. Горные ручьи с мышьим шуршанием рождаются в сугробах. Они сливаются в поток, ширятся, раздвигают камни, растачивают русло. Бег воды ускоряется по мере приближения к устью. Уже не горы — вся северная тундра отдает Оленеку растаявшие снега. И вот Оленек взбешенной холкой дыбится на стрежне, разрывая с пушечным гулом сверкающий панцирь. Разом потемневшие, растресканные льдины, убыстряя ход, напролом несутся к дельте.

Больше месяца длился ледоход. Лишь 3 августа в первом часу пополудни «Якутск» тронулся к взморью.

Еще раньше экипаж в полном составе был построен на корме.

Прончищеву хотелось перед дальней дорогой ободрить товарищей. Голос его звучал уверенно, молодо.

— Ледовитое море, сами видите, отпустило нам не много времени для похода. Меньше двух месяцев. Такая тут природа. Лиха испытали мы немало, что зря говорить. Сколько верст прошли, сколько рек и гор перевалили — не посчитать. Давайте же перевалим Таймыр! Не станем жаловаться на беды. Поднят на грот-мачте Андреевский флаг, не посрамим его славу. Он вел матрозов на турок, на шведов. А теперь, братцы, примем бой со льдами, какие встретятся.

…Дубель-шлюпка шла заберегом, чистою полосою воды между береговой линией с припайными льдами. Свежий ветер наполнил паруса.

Приближались к устью Анабары. Челюскин старательно выводил в вахтенном журнале: «Вышла сия река из лесных мест семидесятого градуса широты. А окончился лес в 71-м градусе. Грунт — мелкий камень».

Ничего не упустить. Все на заметку взять.

«С начала первого часа пополудни наблюдается прибавление морской воды. А в семь часов пополудни убывает. Так вода обращается два раза в сутки…»

Пригодится тем, кто следом пойдет. Через год ли, через десять лет. А пускай и век спустя.

В штюрманскую рубку заглянул Прончищев. Семен низко склонился над журналом — пришептывал про себя слова: «Привезенные с берега стволы по крепости своей… настоящим камнем сделались… от вод и морского воздуха…»

Вид у штюрмана печальный.

— Что грустен, Семен?

— А, это ты. Да вот корябаю и печалуюсь.

— Время нашел. Ходко идем. Ветер славный.

— Отчего в мире так много несправедливости? Какой-нибудь виршеплет сочинит гекзаметр. Ах, ох! Уже и имя в анналах. Богомаз красками намалюет на доске или холстине — туда же. Имя его у всех на устах. А кто о нас, штюрманах, словечко замолвит? Сколько мы с тобой, Василий, лоций перечитали. Все безымянные. Точно это писарская закорючка.

В ответ Прончищев залился смехом:

— «Аз есмь голоден и холоден, и наг, и бос, и всем своим богатством недостаточен». Утешу тебя. Пошли.

На капитанском мостике Прончищев сунул Семену зрительную трубку.

Впереди маячил неведомый остров. Груды камней. Чайки на скале. Посветлевшие от близкого дна прибрежные воды.

Матросы высыпали на палубу. Кто ж отсидится в такую минуту в трюме! Остров, остров! Еще никем не знаемый…

«Якутск» вплотную подошел к береговой полосе. Бросили трап. Сутормин понес на землю треногу из тонких палок. Челюскин подвесил под треногой квадрант. Струна натянулась. Отвесная ее линия означала зенит.

Жмурясь, Семен наблюдал за солнцем. Час, второй… Тень от колышков становилась короче. Вот она перестала уменьшаться. Штюрман навел на солнечный диск визирные нити диоптров. Нужный угол. Так, так… Он листал книжку с астрономическими таблицами. Вычислил местонахождение открытой земли. 74 градуса 25 минут.

Матросы наблюдали за действиями Челюскина. И когда он негромким голосом назвал координаты, четыре обычные цифры, команда возликовала. Полетели вверх шапки, рукавицы, латунные тарелки. Прончищев подошел к кромке зеленоватой воды, подсвеченной снизу придонным, никогда не тающим льдом, омочил лицо. Неподобающе своему лейтенантскому званию, обеспамятев, заложил пальцы в рот и выдал такой чистый деревенский свист, что хохочущие матросы кинулись его качать.