Юрис Леон - Суд королевской скамьи

С балкона донеслись сдавленные рыдания, и какая-то женщина покинула зал суда.

Теперь Баннистер говорил так тихо, что его едва можно было расслышать, и ему пришлось повторить вопрос.

— Заходил ли доктор Кельно навестить этих пациентов?

— Несколько раз он появлялся в дверях барака. Но лишь бегло глянул на них.

— Были ли в данном случае пациенты в веселом настроении?

— Вы шутите?

— Уверяю вас, что ни в коем случае.

— Несколько месяцев они были в тяжелейшем состоянии. Мне пришлось отослать сестер Кардозо обратно на завод, хотя я знала, что Эмма не выдержит напряжения. В самом плохом состоянии была Сима Галеви, и я оставила ее помогать мне, чтобы ей не пришлось отправляться в газовую камеру.

— Задавали ли вы себе вопрос, кто делал эти операции?

— Возражаю, милорд, — бесстрастно сказал Хайсмит.

— Возражение принято. Предупредите свидетеля, что она не должна отвечать на этот вопрос.

Но молчаливый взгляд, который она не сводила с лица Адама Кельно, был более чем красноречивым ответом.

29

Из Словакии Линка и Арони двинулись на север вдоль австрийской границы и миновали пологие поля Моравии, на которых зрел богатый урожай ячменя и хмеля, прославивших чешское пиво. Маршрут заставил их проехать недалеко от Аустерлица, на поле сражения которого Наполеон разбил армии императорской России и ее австрийских союзников; короткое кровопролитное сражение обошлось в тридцать пять тысяч жизней. Оно получило поэтическое наименование Битвы Трех Императоров.

Арони, который, свесив болтающуюся голову, спал сидя, внезапно проснулся, словно что-то встревожило его.

— Никак не могу понять, как тебе удалось уговорить Браника, — сказал Линка.

Зевнув, Арони закурил.

— Мы говорили с ним на одном и том же языке: На языке концлагеря в Освенциме. Браник едва не попал на виселицу за свои дела в подполье.

Линка пожал плечами. Он так и не смог понять, в чем тут было дело.

Они въехали в предместье Брно, города, который составлял гордость чехословацкой тяжелой индустрии; здесь размещался один из самых больших- индустриальных комплексов в мире, а огромный торговый центр, ежегодно посещаемый десятками тысяч покупателей со всего мира, занимал сотни акров.

Они остановились в отеле «Интернациональ», ультрасовременном строении из стекла и бетона, которое явно представляло собой исключение из обветшавших грязных гостиниц коммунистических стран Восточной Европы.

Здесь их уже ждало послание. «ГУСТАВ ТУКЛА ИМЕЛ ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР С ВАШИМ ОБЩИМ ДРУГОМ ИЗ ПРАГИ, И ЕМУ ПРИКАЗАНО СОТРУДНИЧАТЬ С ВАМИ. ОН ЖДЕТ АРОНИ ПРИМЕРНО К ДЕСЯТИ ЧАСАМ. БРАНИК»

Густав Тукла предстал перед Арони безупречно одетым преуспевающим мужчиной пятидесяти с небольшим лет, но его обветренное лицо и руки тем не менее выдавали профессионального инженера. Обстановка его кабинета, за окнами которого простирались огромные корпуса завода имени Ленина, убедительно говорила, что он не чужд западным вкусам. На длинном столе у окна размещались образцы изделий, выпускаемых заводом, которые будут представлены на международной ярмарке. Тукла предложил гостям разместиться в удобных креслах по обе стороны кофейного столика, на котором лежали каталоги продукции завода. Секретарша в мини-юбке принесла им отменный кофе-эспрессо. Арони улыбнулся, когда она поставила его на стол.

— Мне хотелось бы знать, — спросил Арони,— кто звонил вам из Праги?

— Товарищ Янашек, заведующий отделом тяжелой индустрии Центрального Комитета. Он мой прямой начальник, не считая руководителя предприятия здесь.

— Товарищ Янашек сообщил вам, по какому делу я оказался в Чехословакии?

— Только то, что вы очень важный господин из Израиля, и, откровенно говоря, я считаю, что с вами стоит иметь дело.

— Отлично. Значит, мы можем перейти прямо к предмету разговора.

— Строго между нами, — сказал Тукла, — я очень рад, что мы собираемся вести дела с Израилем. На людях я бы воздержался, но с глазу на глаз должен признаться, что искренне восхищаюсь вашей страной.

— А нам нравятся чехи. Особенно их оружие, которое пришлось нам очень кстати.

— Масарик, слава Богу, что наконец мы можем называть его имя, был другом еврейского народа. Итак, вы, очевидно, интересуетесь нашими турбинами?

— В сущности, меня интересует кое-кто из ваших работников.

— В качестве советников?

— Определенным образом.

— Кто именно?

— Меня интересует Эгон Соботник.