Валентин Ежов - Горькая любовь князя Серебряного

Елена медленно шла вдоль частокола, за которым виднелся сад. Послышался стук копыт, и перед ней снова очутился князь Вяземский.

— Я ведь своего добьюсь, Елена, попомни мои слова! — соскочил он с седла. — Я ведь, Елена, страшен! Хочешь, прямо сейчас увезу? Без церкви, без венца!

— Не губи меня, князь! — перепугалась Елена. — Легко обижать сироту!

— Я теперь не князь, я кровавый бес, опричник!.. Я меч царев! — темнея зрачками, надвигался на нее Вяземский. — Я — проклятие, сошедшее с небес! Мне остановить себя — умереть!

— Ты в себе ли, Афанасий Иваныч?

— Думаешь, я помешался?… Мне нечем жить, не для чего жить мне, Елена, без тебя!

Она отшатнулась, попятилась вдоль забора. Обронив с головы ленту, провалилась спиною в чью-то незапертую калитку.

Захлопнула калитку и задвинула дубовый брус засова.

— Елена! — Вяземский обрушился на дверь. — Елена! Его опричники, набравшись храбрости, взяли Вяземского за плечи.

Один хотел поднять с земли ленту Елены.

— Не смей! — зверея от гнева, Вяземский поднял плеть. — Холоп!

Удар пришелся по лицу. Опричника шатнуло, он едва устоял на ногах. В беспамятстве князь еще и еще перекрестил его плетью.

Опричники подхватили избитого под руки, уводя от греха.

— Меня?… Меня-то за что?! — размазывая по роже кровь, выкрикивал холоп.

Подняв ленту, князь снова забарабанил в дверь.

— Елена! — в голосе его были и мольба, и ярость, — Отвори, Елена!

Из глубины сада послышался хриплый лай сторожевых псов.

— Прочь! Пошли прочь! — раздался голос — Собаками затравлю!

Охваченная ужасом, Елена едва держалась на ногах.

— Не откроешь? — страшно, почти срывая голос, прокричал Вяземский. — Не откроешь, Елена? Ну, так знай! Государь Иван Васильевич обещал сам посватать меня к тебе!.. Жди теперь, Елена, царских сватов! Завтра же, с утра жди!

Почти разорвав удилами губы коня, Вяземский рванул с места, безжалостно увеча стременем бока скакуна.

Перед Еленой, прислонившейся спиной к запертой на засов калитке, стоял боярин Морозов. Дородный, седоволосый, Дружина Андреевич смотрел на нее из-под нависших бровей.

— Как ты очутилась тут, у меня в саду, Елена Дмитриевна? — спросил он строго.

— Позор!.. Стыд!.. Господи, какой стыд! — губы Елены не слушались.

— Так это к тебе грозился князь Вяземский заслать царских сватов?

Елена стояла, вздрагивая, на губах ни кровинки.

— Никогда! Нет и нет!.. Нет!

— Он тебя приневолить хочет? — глаза Морозова потемнели. — Эк оно пакостливо! Пойдем в мой дом, дитятко, я тебя в обиду не дам!

Приобняв, он повел Елену через темнеющий сад.

— Эй, нечесаный! — поднявшись на стременах, закричал из-за забора опричник. — Припас на себя веревку?

— Больно зажился, старый сыч! — крикнул другой.

Но боярин не обратил внимания на их ругательства. Он откинул свою седую и очень длинную гриву волос — знак царевой опалы — и повел Елену к себе в терем.

В горнице Елена присела на край лавки, выпрямилась. Боярин смотрел на нее с участием.

–. Да-а… — с глубокой горечью протянул он. — Царским сватам не откажешь — могут и на веревку посадить.

— Что это? — подняла голову Елена.

— И вымолвить — страх, какую они теперь муку придумали, кромешники! Самому Малюте на зависть… Натянут веревку промеж столбов, а на нее — девушку верхом… И возят, несчастную, за ноги, пока кровью не изойдет. — Морозов вздохнул, отвернулся.

В глазах Елены полыхал ужас Сжав виски, она прошептала:

— Значит мне одно остается — в омут головой. Морозов повернулся к ней.

— Полно, дитятко, люди знают, что из-за тебя Вяземский и пошел в опричники, погубил душу свою. Правда ли ты его так не любишь? Ведь в силе и красоте ему не откажешь!.. А сердце девичье — воск! Стерпится — слюбится.

— Никогда! — Глаза Елены наполнились слезами. — Скорее сойду в могилу! Я перед иконой поклялась, — прошептала она.

Боярин смотрел на нее проницательным взглядом.

— Елена Дмитриевна, — сказал он, помолчав. — Есть средство спасти тебя. Послушай. Я стар, но еще крепок. Я люблю тебя, как дочь свою… Я был в дружбе с твоими покойными родителями. Поразмысли, Елена, согласна ли ты выйти за меня?

Елена увидела рядом красивое, с чуть сведенными бровями, серьезное лицо боярина Морозова. Слезы навернулись у нее на глазах. Закрыв лицо руками, она склонила голову.

— Подумай хорошенько, — продолжал Морозов. — Нынче же и обвенчаемся в моей домовой церкви. Завтра будет поздно!

Поздним вечером жарко горели свечи в домовой церкви. Перед богатым иконостасом стоял священник.