Джеймс Купер - Моникины

На второй день затмения в палате представителей открылась вакансия. Это место несомненно получил бы кандидат горизонталистов от Бивуака, если бы не препятствие, возникшее как раз в связи с побуждениями, лежащими за поступками. Упомянутый кандидат незадолго до этого отличился тем, что в любой другой стране было бы сочтено проявлением самого высокого патриотического чувства. Но его противники, как и следовало ожидать, представили избирателям этот его поступок как доказательство полнейшей неспособности оправдать их доверие. Друзья кандидата встревожились и начали с негодованием доказывать, что за указанный поступок ему хорошо заплатили. Но на свою беду кандидат вздумал выпустить брошюрку, объясняя, что им руководило лишь желание поступить верно. Тут уж все нашли, что он явно лишен каких бы то ни было природных дарований, и, конечно, он потерпел полное поражение. В Низкопрыгии избиратели не такие дураки, чтобы вверить попечение о своих интересах тому, кто не способен позаботиться о собственных!

Примерно в то же время один прославленный драматург поставил пьесу, герой которой в патриотическом порыве совершает истинные чудеса. За все свои труды этот драматург был освистан партером и ложами (галерка осталась при особом мнении), решившими, что моникин, который столь неслыханным образом подвергал бы себя опасности без какого-либо своекорыстного побуждения, — явление противоестественное. Злополучный автор переделал последнюю сцену, вознаградив своего героя солидной суммой, и пьеса неплохо шла до конца сезона, хотя и не пользовалась таким успехом, какой ожидал бы ее, прими автор эту предосторожность еще до премьеры.

В период прохождения тени Денежного Интереса по великому нравственному Принципу законодательность законодательных органов являет собой жалкое зрелище. У нас это усугублялось еще и тем обстоятельством, что задолго до затмения сияние божественного Принципа было в обеих палатах помрачено влиянием спутников

Денежного Интереса. Вот почему общее плачевное положение особенно наглядно демонстрировалось на наших заседаниях.

Мы с капитаном Поком, хотя и занимали в политике разные позиции, продолжали жить вместе, так что у меня была особенно благоприятная возможность наблюдать, как затмение воздействовало на моего простодушного коллегу. Он почти сразу начал вести запись всех расходов и каждый вечер вычитал дневной итог из суммы в восемь долларов, считая остаток чистой прибылью. Все его рассуждения также свидетельствовали не о безупречных и возвышенных стремлениях, подобающих государственному мужу, но об уклоне в сторону личных интересов. Он выдвинул положение, что законодательство—это тоже труд, а «трудящийся достоин награды за труды свои», как гласит Святое писание, так с какой же стати ему терпеть хлопоты и беспокойства, помогая вырабатывать законы, если он не будет уверен, что это ему кое-что даст? По его мнению, в Низкопрыгии и так уж слишком много законов — во всяком случае больше, чем она уважает и соблюдает—и редко проводит в жизнь— и если ей требуются новые, пусть раскошеливается.

Он при первом удобном случае выступит с предложением, чтобы наше жалованье (или по крайней мере его жалованье, а остальные пусть как хотят) было повышено самое меньшее на два доллара в день за одно только присутствие на заседаниях. А меня он просит внести поправку к его законопроекту, предусматривающую повышение вдвое за работу в комиссиях. Несправедливо заставлять депутатов работать в комиссиях неизвестно ради чего. Если нас заставляют отстаивать по две вахты, пусть и платят двойное жалованье. Как ни смотри, а заседания очень утомляют и изнашивают мозги, и уж ему никогда не быть таким, каким он был, пока не взялся за это ремесло. Идеи у него в голове иногда до того запутываются, что он даже не знает, где искать нужную. С того времени, как он в палате, он тысячу раз пожалел, что у него нет хвоста: держась за конец хвоста, как за крепкий канат, он знал бы, что держится за нечто осязаемое. Под большим секретом он поверил мне, что ему основательно надоело ворошить свои мысли в попытках раскусить, что к чему, и он решил до окончания сессии идти в кильватере кого-нибудь из богоподобных. Он давно уже подыскивает себе подходящего флагмана и намерен, как и остальные вертикалисты, повторять движения их великого богоподобного, — так будет меньше беспорядка в рядах, а он избавится от необходимости самому принимать решения. Восемь долларов в день, пожалуй, и дадут чистую прибыль, если мыслить за него будет его богоподобный, а сам он займется чем-нибудь другим. Он подумывает о том, чтобы засесть за описание своих путешествий, потому что все иностранное в Низкопрыгии, как ему известно, расхватывают на лету. А если его путешествия почему-либо не пойдут, он всегда сумеет заработать себе на кусок хлеба составлением карт.