Джеймс Купер - Моникины

По мере того как затмение продолжалось и глаз постепенно привыкал к тени, отбрасываемой Денежным Интересом, было грустно наблюдать, как тускнеют и блекнут повседневные добродетели. Меня приводила в содрогание та бесстыдная откровенность, с какой словно бы вполне добропорядочные моникины повествовали о средствах, к которым они постоянно прибегали для достижения своих целей, и спокойно обнажали полное забвение великого, но затмившегося постулата. Один хладнокровно бахвалился тем, что обошел закон, другой объяснял, как ловко он надул соседа, а третий, более смелый или более искусный, ликовал, обведя вокруг пальца всю округу. Один гордился своей пронырливостью, другой — лицемерием, третий — притворством, а все вместе — успехом, достигнутым с помощью этих качеств.

Тень оказывала свое тлетворное влияние на все стороны моникинской жизни. Божьи храмы воздвигались ради спекуляций, управление государством извратилось настолько, что стало попросту выгодным помещением капиталов, и его целью было уже не правосудие и не общественная безопасность, но один лишь барыш, священные узы брака быстро свелись к купле-продаже, а молящиеся видели духовное благо только в золоте и серебре.

Повсюду в Низкопрыгии я замечал теперь главнейшую манию моего предка: многие простодушные и чистосердечные республиканцы теперь вопили «Собственность в опасности!» не менее громко, чем когда-то сам сэр Джозеф Джоб, и уже слышались мрачные намеки на «революцию» и «штыки». Но самым несомненным доказательством того, что затмение главенствовало надо всем и тень Денежного Интереса густым мраком легла на землю, стал язык так называемых «избранных». Они теперь обрушивали на своих противников брань не хуже рыночных торговок — верный признак того, что дух эгоизма пробудился не на шутку. Мне еще не доводилось видеть страны, где бы меньшинство, вбив себе в голову, будто только оно призвано диктовать свою волю всем прочим, не принималось бы тут же поносить и обзывать скверными словами всех и всякого в доказательство своей правоты. В этом отношении «избранные» похожи на женщин, которые, сознавая свою слабость, стараются возместить ее силой своего языка.

«Один» вешает, «большинство» правит, пользуясь убедительным аргументом силы, а «избранные» бранят и исходят ядовитой слюной. Так дело обстоит везде, если не ошибаюсь, кроме тех случаев, когда «избранные», кроме того, еще и вешают.

Следует упомянуть, что под зловещим влиянием затмения такие словечки, как «чернь», «смутьяны», «якобинцы» и «аграрии» note 21, употреблялись в Низкопрыгии с такой же обоснованностью, справедливостью и тактом, с какими несколько лет назад их употреблял в Лондоне мой предок. Одинаковые причины бесспорно приводят к одинаковым следствиям, и нет ничего более похожего на англичанина, которого трясет лихорадка стяжания, чем страдающий той же болезнью моникин из Низкопрыгии.

Изменения в состоянии партий, происшедшие под воздействием тени Денежного Интереса, были настолько поразительны, что на них стоит остановить внимание. Патриоты, издавна славившиеся непоколебимой преданностью друзьям, открыто отказывались от своих прав на блага малого колеса и переходили на сторону противника, даже не прибегая к таинствам сальто-мортале.

Судья Друг Нации на время был совершенно уничтожен и даже подумывал о том, чтобы снова отправиться куда-нибудь послом: во время подобных затмений долгая служба, безупречная репутация, рассчитанная любезность обхождения и прочие необходимые качества такого патриота, как он, ничего не значили на весах прибылей и убытков.

К счастью, вопрос с Перепрыгией, по существу, был уже благополучно разрешен, так как внимание публики было снова привлечено к нему из-за тревоги моникинов, покупавших и продававших землю на квадратные дюймы: они потребовали, чтобы несколько миллионов долларов были истрачены на уничтожение складов оружия, опасаясь, как бы нация не поддалась соблазну использовать его по прямому назначению. А потому военные корабли были поставлены на якорь в устье реки и превращены в плавучие мельницы, ружейные стволы — в газовые трубы, а форты со всею возможной поспешностью переоборудовались в склады и садовые рестораны. После этого вошли в моду рассуждения о том, что развитие цивилизации сделало войны невозможными. Поистине влияние тени на население в целом было в этом отношении настолько же поразительным, как и ее прямо противоположное влияние на поведение моникинов, взятых отдельно.