Вильсон засмеялся, ничего не ответил и молча отошел. Я же простился с главнокомандующим и тут же отправился к себе.
Поразительно все-таки, насколько слухами земля полнится, виленская в том числе.
Да, британская агентура уже, видимо, успела обо всем пронюхать. Что ж, успела так успела: тем больше позора канцлеру и славы высшей воинской полиции Российской империи. А вот с бригадным генералом Вильсоном надо быть настороже, хоть он и наш союзник по борьбе с Бонапартом.
Просмотрю сейчас последние донесения, отберу наиболее интересные из них, уложу заранее в портфель и немедля отправляюсь спать – к десяти утра меня ждет государь Александр Павлович.
Непременно расскажу его величеству и об нынешнем ужине у Барклая-де-Толли, и о беседе со мной (точнее, это был допрос) бригадного генерала Роберта Вильсона, и о разговоре своем с министром Балашовым и генералом Аракчеевым. Не премину упомянуть о поведении генерал-адъютанта Петра Михалыча Волконского и генерала от кавалерии Леонтия Леонтьевича Беннигсена, особ в высшей степени капризных, строптивых и заносчивых, даже каких-то нервно-заносчивых. Конечно же, поведаю и о глухом нашем канцлере Николае Петровиче Румянцеве, на ужине постоянно корчившем недовольную мину, несмотря на то что Барклай со своей супругой весь вечер, как могли, умасливали его.
Впрочем, поведение канцлера, с учетом событий, последовавших после отъезда графа Нарбонна, совершенно естественно. Более того, отныне недовольная мина, кажется, приклеится к канцлеру навсегда.
Конец тетради
Записи, сделанные на вклеенных страницах
Мая 19 дня. Первый час дня
А вот и моя награда! Подлинная награда! Наконец-то я дождался!
Да! Да! Да! Успех несомненный, очевидный и долгожданный, но, надо честно признать, и заслуженный. Сей месяц в Вильне я провел недаром.
Вот что случилось. Рассказываю по порядку, ничего не утаивая.
С раннего утра (шел только что восьмой час) прибежал старик аптекарь. Он доставил мне записку.
Когда я ознакомился с ней, то в первую минуту просто не поверил своим глазам – событие произошло поистине неслыханное.
Закс-младший сообщает из Варшавы, что по указу императора Франции барон Эдуард Биньон отставлен с поста посланника и резидента (когда началась война, Бонапарт опять взял его на службу, назначив комиссаром оккупационных войск Литвы, но это было явное понижение. Впоследствии Наполеон завещал ему сто тысяч франков и поручил написать историю французской дипломатии. – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена ).
Мальчишка пишет также, что в варшавском обществе уже несколько недель как говорят, будто Бонапарт чрезвычайно раздражен на Биньона и крайне недоволен работой разведывательного бюро, возглавляемого им. Император, видимо, понял, что из Варшавы в Вильну происходит довольно-таки сильная утечка информации.
Кроме того, сын аптекаря в своем донесении отмечает, что сам барон Биньон в последнее время несколько раз достаточно прозрачно намекал в разговорах с ним на возможность скорой своей отставки.
Меня Закс-младший спрашивает относительно собственной своей судьбы, ожидая от меня дальнейших указаний.
Спрашивает он также, не буду ли я возражать, ежели он все-таки через некоторое время отправится в йешибот (школу) ребе Шнеура-Залмана из Ляд, добавляя, что борьбы с Бонапартом он все равно ни при каких обстоятельствах не оставит (к этому, было сказано в записке сына аптекаря, постоянно призывает его в своих посланиях и сам старый ребе, видящий в императоре Франции страшную угрозу для своей веры).
Возможность потери столь первоклассного агента меня совершенно вывела из равновесия. Такую возможность я все время предвидел, но осуществление ее почему-то относил лишь к самому отдаленному будущему.
Я предельно взволнованно, но четко на словах передал через Закса-старшего, дабы сын его по истечении срока своей секретарской работы у Биньона (а барон, несомненно, останется в Варшаве до приезда нового резидента и нового посланника – это опять-таки, видимо, будет одно лицо) сразу же и непременно возвращался бы в Вильну, ибо тут есть до него настоятельнейшая необходимость.
Я прямо и откровенно объяснил Заксу, что без его сына нам просто не справиться в эти тяжелейшие и ответственнейшие дни. Старик обещал все в точности передать.
И тут же, едва только за аптекарем закрылась дверь, не дожидаясь назначенных десяти часов, я ринулся в Виленский замок и не медлил при этом ни единого мгновения, в спешке забыв даже свою неизменную трость.
Читать дальше