Александр Селисский - Трофим и Изольда

– Пожалуйста, – девушка говорила вежливо, но устало: несколько экскурсий в день, лекция за лекцией и даже вопросы одни и те же.

– Какое отношение имел Пушкин к Ганнибалам?

– Ну, я же говорила, – таким тоном опытная, терпеливая учительница в который раз! – объясняет материал туповатому ученику, – Ибрагим Петрович Ганнибал приходился Александру Сергеевичу прадедом по материнской линии. Царь Пётр, назвал крестника Абрамом», – подумал Трофим и вспомнил медвежонка Абрашу-Арнольда.

– Позвольте, – сказал мужчина, – вы же сами объясняли, что Ганнибал – негр?

– Да, он был родом из Абиссинии. И конечно, чернокожий, это общеизвестно.

– Что же, по-вашему, и Пушкин тоже негр?!

Девушка невольно открыла рот, подержала его так и закрыла. Зубы у неё были красивые. Крупноваты, пожалуй... Она, кажется, плохо понимала собеседника.

– Я спрашиваю, – голос мужчины стал требовательным, почти командным, – что же по-вашему гордость русского народа, великий поэт А..ЭС. Пушкин – негр?!! И вы публично заостряете на этом внимание? Он так и сказал «А.ЭС».

Губы девушки сложились в лёгкую улыбку и ресницы чуть опустились.

– Видите ли, – она помахала указкой возле ноги, – видите ли, – повторила она, – у Александра Сергеевича была небольшая примесь эфиопской крови. Кажется, одна восьмая, это легко посчитать. И кстати, он этим предком гордился, – её улыбка стала чуть шире. – Но в некоторых американских штатах, по тогдашним законам он считался бы негром. Теперь не знаю, а сто лет назад – обязательно. В дом к белому его могли бы и не пустить.

– Так... – сказал мужчина. – Так!

И сын его до сих пор молчавший тоже сказал – так!

И больше никто ничего не сказал. Отец ещё несколько минут откровенно рассматривал девушку, будто решал, стоит ли углубляться в беседу или лучше провентилировать вопрос освещения биографии великого русского поэта в другом месте. Сделав неутешительный вывод, он повернулся и пошёл, не прощаясь. Сын тоже повернулся и, тоже не прощаясь, пошёл вслед за отцом. Трофим, неожиданно для себя, хихикнул.

– Негр! – он хихикнул ещё раз. – Сам-то негр! – и захохотал. На него посмотрели удивлённо. Девочка в голубых штанишках и с бантом на голове сказала важно: «смех без причины – признак дурачины». Мама слегка шлёпнула её за невежливость. Совсем легко, чтоб не больно. Нехорошо делать замечания старшим, но в душе она с дочкой согласна и даже, пожалуй, гордится ею. А Трофим уже не жалел об отсутствии Ашота Карповича. Он ездил на экскурсию в Тригорское и гулял в лесу. Экскурсанты окружили директорского гостя, вышёдшего проветриться; его рубашка «демократка» была распущена шнуровкой на груди, щёки зарумянились от свежего ли воздуха, или от чего другого. На гостя смотрели почтительно, зная, видно, про него что-то, неизвестное Трофиму. Высокая девушка с испугом в глазах заговорила, смущаясь. Гость еле доставал ей до уха, но она исхитрялась глядеть на него снизу вверх.

– Вот я слышала, – девушка потянула носом, хотя насморка у неё не было, да и какой в жару насморк? – вот я слышала, – продолжала она, стесняясь даже собственного голоса, – будто у каждого человека... будто... ну... будто, – от смущения девушка остановилась но, глубоко вздохнув, начала снова. – Я слышала, будто у каждого человека свой Пушкин. И на других не похожий. То есть похожий, но, в общем, другой. Всё равно другой. Да? – она хотела отступить за спины товарищей, но гость смотрел в упор, и прятаться было невежливо. Тогда она хлопнула ресницами и покраснела ещё больше. – А у вас тоже есть свой Пушкин, да? – собеседник не сводил с неё глаз. Ещё помолчал и ответил.

– Конечно, – ответил он, – конечно. – И у меня тоже свой Пушкин. – И ещё подумав, добавил: – Даже два.

– Два? Как это? Почему?!

– Ну-у... Один величавый, торжественный, непререкаемый. А другой собственный, домашний. С этим можно не соглашаться, спорить и даже склочничать.

– Зачем?

– Чтобы всякий раз быть побеждённым. Человеку необходимо время от времени чувствовать себя побеждённым, – он вздохнул, ещё раз улыбнулся и ушёл не останавливаясь. А девушка так и смотрела вслед, и её большие глаза сразу вытеснили из мыслей Трофима тёмные речи гостя в «демократке».

Ещё раз встретил Трофим однорукого. Тот шёл деловым, быстрым шагом, глядя вперёд и вниз. Увидав бумажку от конфеты, нагнулся, поднял, сунул в карман. Дальше валялась ещё бумажка. И её тоже поднял, что-то пробурчав недовольно. «Не директор» – подумал Трофим с сожалением. Однорукий ему нравился.