Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

– А ну, казаки, полно нежиться! Кто до стругов первый? – внезапно выкрикнул атаман и, вскочив с песка, бросился в воду.

Он далеко позади покинул своих есаулов, резкими взмахами рассекая волну.

– По нраву пришлась твоя басня, – заметил Сергей, отдуваясь и фыркая за спиной Еремеева.

– Чего ж он смолчал, коли по нраву?

– Всегда таков! Али не примечал? Похвальное слово любит, а показать не хочет: мне, мол, хвала не в почет; я, мол, от лести не веселюсь и сам себе цену знаю.

Князь Семен Иванович Львов со стрелецким головою Лопатиным во главе московских стрельцов стояли заставой на Забузанском острове, чтобы разинцы не могли пройти из Астрахани по Волге без воеводского пропуска. Прозоровский со дня на день ждал, что вот-вот атаман придет к нему сам отдавать и ясырь и пушки. Но вместо того чтобы проявить покорность и выдать ясырь и пушки, атаман вдруг затеял по городу небывалый разгул, а воевода не мог ничего поделать, лишенный поддержки московских стрельцов, единственной силы, не поддающейся смуте...

По астраханский улицам теперь целыми днями бродили шумные толпы разинцев, астраханских стрельцов, посадских и волжского гулящего люда. Разинские казаки дерзко вмешивались во все, что творилось в городе, вступались за обиженных и подзадоривали слабых совместно отстаивать свою правду. Приказные ябеды и земские ярыжки уже не смели показываться на улицах, опасаясь мести народа...

Каждый день приходили в Приказную палату различные жалобщики на казацкое своевольство. Богатый купец Латошин плакался воеводе на то, что, поверив жалобе какого-то татарина, которого будто бы приказчик обмерил на холстах, казаки разгромили лучшую лавку Латошина, а сукна, кромсая саблями на куски, разбросали в толпу «на шарап»... Кабацкий целовальник просил воеводской защиты от разинцев, заставляющих его торговать днем и ночью, а он, не спав уже несколько ночей, от усталости не может считать государевой напойной казны...

Соборный протопоп жаловался, что какой-то разинский есаул сманил у него дочку и повенчался с ней, сделав его воровским тестем. Митрополит Иосиф прислал сказать, что воры пограбили все его учуги.

Казалось бы, воевода должен был распалиться гневом, но Прозоровский молчал... Весь город видел, как воевода с каждым днем все более утрачивает власть, а разинцы с каждым днем все наглеют и чувствуют себя хозяевами Астрахани, боярина же это словно и не беспокоит...

И вот воеводский брат князь Михайла бурей ворвался к боярину.

– Жив и здрав, брат Иван, и срам тебя не сгубил?! – с жаром воскликнул он. – Да что же ты сотворяешь над нашим родом такой позор, что внуки станут гореть от стыда!..

Воевода спокойно, даже чуть-чуть с насмешкой, взглянул на младшего брата.

– Петух петухом! – сказал он. – Прискочил, закудахтал... Ну что ты шумишь?

– Не от себя я пришел – все дворяне послали меня – не сдаваясь, горячо продолжал Михайла. – Ведаешь ты, что в Астрахани творится?! Ты сам посуди: слыхал ты, Ивана Прончищева как изобидело казачье?! Иван своего холопа на улице плетью за пьянство учил, а казаки наскочили – откуда взялись, – схватили его да с лодки ну в Волге купать! До тех пор купали, покуда он, во спасение живота, согласился молить о прощении своего холопа... С обиды он руки готов на себя наложить, а грех на тебе, воевода, будет!.. Не можешь ты город держать! – Михайла ходил по комнате в возбуждении.

– Не мотайся по горнице, сядь, – указал воевода.

– Не время нам ныне сидеть, брат Иван. Ты тут все сидишь, а ворье за хозяина стало, – перебил князь Михайла. – Утре ко мне начальник воротного караула прибег, весь в мыле, как мерин. Вечор у него казаки городские ключи отобрали, чтобы вольно гулять всю ночь, а самого его до утра не пускали ко мне; говорят, что он должен сидеть у ворот, блюсти город...

– Трещишь, как сорока! – досадливо остановил воевода. – Не хуже тебя я все знаю. Тебя государь не затем слал в товарищах воеводы...

– Не затем государь меня слал, – перебил молодой Прозоровский, – чтобы я с тобой вместе сюды вот, под стол, забрался от беды! – выкрикнул он, толкнув сильной ногой воеводский стол, так что вдруг прижал воеводу столом к стене...

– Вот дурак! – раздраженно сказал воевода. – Ты слушай...

– Стану слушать, когда ты мне скажешь, кто в городе набольший человек – воевода ли, аль воровской атаман?.. Вели нам, дворянам, схватить вора Стеньку. Не устрашимся мы черни. Управимся с ним...