– Хорошо на Руси, Тимофеич, – сказал Наумов, глядя на последние блики заката. – Народ тебе – брат, хлеба вволю!..
– А первое дело – речь русская, – поддержал Разин, – слово слышишь – и слову душа твоя радуется, как песне...
– Какое слово, Степан Тимофеич! – хитро возразил красавец Еремеев. – Сказали мне нынче воеводское слово боярина Ивана Семеныча Прозоровского, после того как он побывал у тебя на струге: всех бы нас, дескать, он повесил. Кабы не стрельцов астраханских смятение...
– Кабы на хмель не мороз, он бы до неба дорос! – насмешливо перебил Разин. – Кому же он говорил эки речи?
– Дружку твоему, князь Семену.
– А тот? – с любопытством спросил Разин.
– Говорит: у меня, мол, едина забота, чтобы во всем исполнить царское повеление – и на Дон с пушками казаков не пустить. Для того он на Волгу выйдет с московскими стрельцами приказа Лопатина. А ежели мы «заворуем» да схотим уходить из города с пушками, тогда на себя пусть богу пеняем: он всех нас побьет... А боярин сказал, что того ждать недолго – с неделю-де мы постоим, а там терпенья не станет и силою на Дон полезем. Того он и хочет.
– А ты как прознал? – усмехнулся Степан.
– Завел себе ушки в домишке, – хитро ответил Митяй, который везде умел заводить свои «ушки».
– Ну, славно, – одобрил Степан. – Не выйдет, как воеводы задумали: сам старый черт проходную станет нам в руки совать, чтобы Астрахань поскорее покинули, а мы еще покобенимся перво, идти не схотим!..
– Да на том их беседа к концу не пришла, Степан Тимофеич, – продолжал Митяй. – Боярин сказал, что когда мы помешкаем тут на Волге, то на Дону все одно нам пропасть.
– Сторговались небось про наши головы с атаманом Корнеем, – догадался Сергей. – Пес Корней, должно, на Дон стрельцов призвал...
– Отсидел Корней в атаманах! – сказал, словно бы отрубил, Степан.
Наумов взглянул на Разина с любовью и верою в непреложность его утверждения. На его бородатом суровом лице отразился какой-то детский восторг.
– Силен станет Тихий Дон! – мечтательно сказал он. – Как прослышит Русь, что Степан Тимофеич сидит в войсковых атаманах, со всех сторон казаки потянутся на Дон к большому походу. И запорожски и яицки, с Волги и с Терека приберутся: мол, веди за большим зипуном!.. А как сотворится казацкая держава от Буга до Яика, то и Азов, и весь Крым заберем у проклятых нехристей, да тогда уж назад нас никто не заставит отдать!
– Проведай-ка, тезка, что за люди Василий Ус да Алешка Протакин, – вместо ответа Наумову сказал Разин. – Неладно честит их князь-воевода – мыслю, должны быть добрые атаманы.
– Догадлив ты, Тимофеич, – отозвался Сергей. – Пока намедни ты с воеводой пиры пировал, мы с астраханцами говорили. Поверишь ли – что на Руси творится! В каждом уезде свой атаман вольничает. Мужикам у Корнилы тесно стало. Они на Дон теперь не бегут, а уходят в ближний лесок – тут тебе и казачья станица! Острожков наставили, караулы правят, а по ночам на боярские вотчины набегают, поместья жгут да дворян режут...
– А Васька Ус? – в нетерпении перебил Степан.
– И Васька таков атаман. Мужиков у него будет с тысячу. Всю Тульщину и Тамбовщину разорил. Стрельцов на него послали, ан их с целую сотню к нему же ушло, да пушку еще с собой увели... И Алеша Протака таков. Прошлый год царское войско побило его; сказывают, сам словно чудом спасся, а ныне опять больше пятисот человек у него, и все конные: налетят, пограбят, пожгут да ускачут, быдто татары!
Митяй Еремеев ловко, как юноша, изогнувшись, пустил по воде плитку.
– Гляди, Степан Тимофеич! – громко воскликнул он.
– Чисто дите! – отозвался Разин, досадуя, что Митяй отвлекает его от дела.
– Да ты не серчай, ты глянь, сколь блинов! – крикнул настойчиво Еремеев.
– Ну, много...
– То-то, что много, а ни один до берега не доходит – потоком смывает. А вот теперь глянь...
Митяй поднял с берега огромную глыбу камня, взмахнул и швырнул далеко в течение. Высоко всплеснули брызги, и широко побежали круги. Докатившись до берега, небольшая волна лизнула сухой песок у самых ног атамана.
– К чему ж твоя басня, Митя? – не понял Степан.
Еремеев лукаво сощурился и провел ладонью по своей курчавой бороде.
– Те были Алешки Протаки да Васьки Усы, а то пришел сам Степан Тимофеич! Глянь, где круги-то плывут!
– Складная басня! – воскликнул Кривой.
Разин молча глядел на воду. Пересеченный шрамом, его лоб всегда создавал видимость гнева и суровости, и по лицу не понять было, как показалась ему басня...
Читать дальше