Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

Возле стругов по Волге всюду были разбиты шатры, горели огни. У костров шла скоморошеская пляска, в песнях слышались женские голоса.

Сергей вышел встречать атамана.

– Пображничал с князем, Стяпанка! – добродушно сказал он.

– Я – с князем, а ты со всем городом пьешь? У вас, знать-то, бражки поболе! – задорно отозвался атаман.

– Ан врешь, Стяпан! Я с двуста казаками и в рот не беру хмелинки! Наш завтре черед, как ты тверез будешь тогда! Как ты хошь, а я воеводам не верю!

– Да кто же им верит, Серега! – обняв его, сказал Разин. – И я не верю... А пошто ты баб напустил полно в табор?

– А куды ж?! – развел есаул руками. – На струга-то бабу негоже, а в таборе вольно!.. И бог не претит, чтобы с бабами баловать. Наскучамши казаки, Стяпанка! – душевно, вполголоса добавил Сергей. – Али ты сам не скучаешь!

Сергей проводил Степана на струг и стащил с него сапоги. У Разина все кружилось перед глазами... Море качало или толпа рябила в глазах – все плыло куда-то мимо... Красноватый отблеск луны за туманом виднелся в щель между пологом, или огонь костра мерцал за завесой дыма...

Головы, головы человеческие, толпа, и кого-то надо в толпе разыскать. «Кого же, кого?» – силился вспомнить Разин.

– А меня разыскать! – громко сказала стрелецкая вдова, откинув полог шатра.

Луна красным отсветом освещала ее бронзовое лицо, смуглотою сходное с какой-то иконой.

– Почем тебе, женка, знать, что тебя мне? – спросил Разин.

– А как мне не знать! Увидала, что ты полюбил. Как вышел от воевод, и шарил, и шарил глазами, а я и сокрылась!..

– Куда ж ты сокрылась? – с тоскою спросил Степан.

Она не ответила, только качнула чуть-чуть головой, и луна засветилась медью в ее длинных глазах, в желтоватом белке и черных больших зрачках.

«Идол баньянский!» – подумал Степан, припомнив индийского идола с шестью руками, которого рыжий монах, брат Агапка, носил в заплечном мешке вместе с первопечатной «Псалтырью», египетским папирусом и бородой «дикой бабы». Был идол весь желто-красный, губы его были чуть тронуты темным пурпуром, белки глаз желтоваты, а в зрачках вставлены два дивных сверкающих камня...

Степан посмотрел на просвет в пологе. В дымящемся от лунного света и тумана предутреннем сумраке, как прежде, стояла стрельчиха и будто не смела войти в шатер.

– Ну, иди сюда, что ль, полюби меня! – окликнул ее Степан.

– Нельзя мне: ты мужа сгубил.

– Ну что ж, что сгубил! Была бы ты мужняя жена, то нельзя, а то нынче вдова – чего же тебя не любить!..

– А я тебя обманула! Я всех обманула: казнила тебя, а мой-то Антон в атаманах!

Стрельчиха вдруг засмеялась.

– Что врешь?! – закричал Степан, но голоса не было... «Неужто и впрямь я пропал и голову мне отсекли, а тот и остался?..» – думал в страхе Степан. – Что ты врешь?! – в ужасе силился выкрикнуть он.

– Стяпанка, Стяпанка, что ты, Стяпанка?! – пробормотал где-то близко Сергей Кривой.

«Что ты, что ты...» – жарко и ласково шептала вдова, качая его на шести руках и прижимая к горячей бронзовой груди...

«Да, может, и обознался, совсем не она была у Приказной палаты!» – подумал, проснувшись и вспомнив свой сон и вчерашнюю встречу, Степан.

Солнце стояло уже высоко, и говор тысячной толпы поднимался над берегом. Весь астраханский торг, покинув привычные площади города, с утра переполз к Волге. Казакам несли все, чего только могла пожелать душа.

Десятки рыбацких челнов сновали между стругами, с них подавали наверх бочонки с вином, яйца, сало, лепешки, свежую рыбу, горячие пироги...

Пригожие молоденькие астраханки, отказываясь от денег за свой товар, просили персидских нарядов, и разинцы зазывали их на струги и в шатры, чтобы выбрать наряд и примерить, каков будет лучше красотке к лицу...

Какой-то ревнивый муж поймал в казацком шатре свою падкую до нарядов жену и привел ее к атаману.

– Суди, что мне делать, Степан Тимофеич! На то ли твои казаки пришли, чтобы нас, посадских, бесчестить?!

– Судить? – удивился Степан. – Эй, отец! – позвал он Серебрякова. – Ты все походным судьей был. Суди-ка. Чего тут делать?..

– По казацким обычаям, за такой блуд женку вниз головой повесить, а казака, привязав под нею к тому же столбу, бить плетьми, – отозвался донской законник.

– Стяпанка, казак-то добрый в беду попал. Я знаю его! – вступился Сергей за виновного.

– С астраханцами мир нам дороже, Сергей! – отрезал Разин. – И тебя посрамил бы плетьми, кабы ты попался.

И с виновными поступили, как было сказано.