Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

– Обычая нет уходить без царских стругов. Пограбят тебя! – сказал он.

– Да у меня, осударь-воевода, пушки стоят на стругах, люди боярские, князя Черкасского, тоже оружны пойдут с караваном. Господь сбережет!.. Астраханских людей жалею! – настаивал Шорин. – И к дому пора. Уйдет караван – я и дома к Светлому воскресению буду!..

Воевода вдруг понял, захохотал.

– Греховодник Василий!.. Людей астраханских жалеешь? Отколь в тебе жалости столько?! Ах, старый мудрец, намудрил! Проходную тебе?! Ох, колдун! А хворь-то не ты ли наслал на Ивана Лабунова?

– Поклонюсь тебе, сударь Петра Ильич. Я в долгу не останусь!.. В хвори, как ты сказал, волен господь. А мне бы не дожидаться уж ныне!.. Медвежьих три окорочка со мною, бочонок с венгерским. Тебе из Москвы я привез...

Воевода велел написать проходную стругам Василия Шорина.

Волга подперла Почайну. Груженые тяжелые струги стояли, покачиваясь на якорях. Весеннее солнце сияло, сверкая в Волге, золотя купола нижегородских церквей.

Высокие косогоры города начали покрываться зеленым ковром травы, когда караван Василия Шорина отвалил от берега. Сам Василий стоял на бугре и смотрел, как все на стругах стали креститься на нижегородские церкви, как засверкали под солнцем дружные весла стругов, а на носах передних медью сверкнули пушки и, подбочениваясь, возле них красовались перед нижегородскими девицами оружные холопы Черкасского.

Вот вышел весь караван на веслах в широкий волжский простор, струги подняли паруса и полетели с попутным по половодью, оставляя широкий след на воде.

Шорин оглянулся на устье Почайны, на царский караван. Государевы струги еще стояли под погрузкой и на одном из них стучал в мурье [ Мурья – трюм ] деревянный молоток конопатчика.

Василий снял шапку, перекрестился, вздохнул с облегчением.

– Дай бог добрый путь да прибытки!

Разинский стан раскинулся на бугре над Волгой, невдалеке от Царицына. Жить в бурдюгах было привычно для верховской голытьбы, и, придя на бугор, разинцы тут же нарыли себе землянок. В первые дни новизна походной жизни, ожиданье разбойной гульбы и большой поживы возбуждали ватагу. Никто не думал о том, что харчи на исходе. Идя на Азов, Разин рассчитывал, что запасется мясом, отгоняя овец у ногайцев и крымцев. Придя на Волгу, атаман ожидал, что дня через три-четыре, не дольше чем через пять дней, потянутся обычные весенние караваны по Волге. Казаки налегли вовсю на весла, переправляясь по Иловле к Волге. На переволоке челнов все были замучены спешкой – не запоздать бы! Когда добрались до бугра, узнали от высланных вперед сторожевых, что караваны еще не прошли. Разин велел всем тотчас же изготовиться к нападению и ждать затаясь, не обнаруживая для постороннего глаза, какая грозная сила лежит на бугре.

Но дни шли за днями, а каравана все не было. Видно, струги задержались в верховьях. Прошло уже десять дней, а высланные в верховья подъездчики не присылали вестей. Голод в разинском стане начался не на шутку. Выручала лишь волжская рыба. Степан не велел выходить казакам на Царицынский посад, чтобы не грабили жителей, и запретил нападать, если пойдут по Волге одиночные струги, чтобы не обнаруживать заранее ватагу. Но казаки не выдержали: нарушив атаманский наказ, десятков пять разинцев напали на проходивший первым с низовьев из Астрахани армянский караван в три легких стружка. Степан не успел опомниться, остановить, как караван обобрали без всякого боя. Харчи расхватали, хоть их было мало. На всю ватагу досталось только вина, которое пили без вкуса и толку, заедая вареной без соли рыбой да просяною кашей, и каши хватило едва по десятку ложек на брата. Работных людей с армянского каравана Разин принял к себе в ватагу. Волжские бурлаки охотно пошли к казакам. Хозяев же Степан указал связанными посадить в яму, чтобы они не могли никого упредить о казацкой засаде.

Ночью Степан пошел осмотреть табор. Все караульные спали. Воспользовавшись этим, хозяева разоренного каравана, трое братьев-армян, ухитрились бежать. Степан пришел в ярость на сторожей. В гневе зарубил саблей одного из «заводчиков» нападенья на армянские насады, который к тому же заснул в карауле у ямы. Степан тут же сам пожалел, что погорячился, но остальные караульные окружили его толпой, зашумели, что он убил казака нечестно, что так им краше вернуться на Дон. Отступать было поздно и не к лицу: пришлось порубить и второго. На шум сбежались ближние есаулы Разина, обнажили на непокорных сабли. Тогда прочие караульные упали на колена, моля прощения.