Сергей Максимов - След грифона

Несколько последних дней Сергей Георгиевич провел в беспокойном ожидании очень важной встречи. Первоначально планировалось провести ее на территории соседней нейтральной Швеции, но генерал Пул настоятельно советовал этого не делать. После инцидента с немецким фельдъегерем немцы усилили свою активность как в Финляндии, так и в соседних государствах. Точку в этом вопросе поставил сам Маннергейм:

– Встретим нашего гостя на финской территории. При встрече в Швеции или Норвегии генералу Суровцеву придется дважды переходить границу. При встрече у нас дважды перейдет ее генерал Степанов. Риски равны, но у себя мы можем обеспечить абсолютную секретность, вне страны это сделать труднее. И потом, не забывайте, я хотел бы тоже присутствовать при разговоре. Общение с генералом Степановым всегда было полезно нашей стране. Готовьте для генерала Степанова «окно» на границе, – приказал барон Пулу – Пулкову.

– Как вы решили поступить с Трифоновым? – спросил Суровцев о своем недавнем спутнике.

– Не волнуйтесь о нем. Сама жизнь подсказывает, что он будет теперь вашим связным.

Суровцева неприятно поразило в этом ответе то, что для Пула было совершенно очевидно грядущее возвращение его, Суровцева, в Россию. Ему самому еще предстояло это решить, а вот Пулков – Пул в этом, судя по всему, даже не сомневается. Как, вероятно, не сомневается и Маннергейм. «Почему они так уверены в этом?» – подумал он.

И вот встреча состоялась. Степанов изменился. Но перемены эти не были переменами старости и одряхления. Он заметно похудел. Если раньше в нем присутствовали, казалось бы, неистребимая дородность и русское барство, то сейчас он скорее напоминал западного политика – подтянутого, сдержанного, порой даже чуть суховатого. Никакой бороды и никаких усов. Но за новым обликом крестника русского императора Александра III осталась прежняя широкая русская душа. Встретились тепло, с поцелуями и объятиями. Были и искренние слезы радости. Но все же какая-то незнакомая прежде сухость и в облике, и в общении была пугающе непривычна для Суровцева. Ужинали втроем – барон, Степанов и Суровцев. После ужина, за которым выпивали за здоровье хозяина, перешли в гостиную. И только здесь, впервые за вечер, стали говорить о делах серьезных, не теряя, впрочем, теплоты и не скрывая радости от встречи.

– Нужно ли говорить, Сергей! Я искренне переживал за вас, – раскуривая сигару, начал разговор Степанов. – Я почти уже не чаял вас увидеть. В общих чертах я понял, что происходило с вами в последние годы. Но несколько слов о вашей встрече со Сталиным. – Степанов говорил теперь с незначительным акцентом.

– Больше всего меня поразило нарочитое равнодушие к судьбе той части золотого запаса, которая до сих пор остается в России. Если НКВД оживлялось при каждом упоминании о нем, то Сталин, можно сказать, даже не пожелал говорить об этом. Я отдаю себе отчет, что перспектива ведения тайных переговоров и использование агентуры еще дореволюционного русского Генштаба – вопросы серьезные, но он не проявил к золоту даже простого человеческого любопытства, – спокойно, но не скрывая удивления, доложил Суровцев.

– Это как раз пусть вас не смущает, – многозначительно проговорил Степанов. – В нашей компании действующий глава страны, – кивнул он на Маннергейма, – он лучше меня вам это может объяснить. Полтонны или даже тонна золота – вещь, бесспорно, важная, но политик потому и политик, что его куда больше интересует уровень добычи золота в стране, чем кладоискательство на ее территории. И потом, вам не приходила в голову простая мысль, что за все время существования золотодобычи добыто столько золота, что оно, выброшенное в свободное обращение, может запросто обрушить мировую экономику. И еще, должен заметить, советское правительство так много занималось поиском кладов с единственной целью – показать всему миру, что располагает большими золотовалютными резервами.

Суровцев переглянулся с Маннергеймом. Барон кивнул в знак согласия.

– Я, честно говоря, до сих пор мало что в этом понимаю, – откровенно признался Суровцев.

– Вот потому и говорил Наполеон: «Политика слишком серьезное дело, чтоб доверять ее военным», – с расстановкой произнес Маннергейм. – Надеюсь, я вас не обидел. Я ведь тоже военный. Мне тоже порой кажется, что все войны и революции последнего времени для того и начинаются, чтобы во время катаклизма изъять из обращения лишнее золото, – то ли в шутку, то ли всерьез добавил барон. – Вот и получается, что золото тамплиеров или золото инков, а то еще чье-то золото куда-то время от времени исчезает. А то, что банки мгновенно реагируют на появление большого количества золота на валютно-финансовом рынке, – неоспоримый факт.