Сергей Максимов - След грифона

– Вероятно, я только одно из звеньев в цепи многих мероприятий. С одной стороны, Сталин ищет каналы для возможных переговоров с Гитлером. С другой стороны, страна, как никогда прежде, нуждается если не в союзничестве, то в сочувствии и понимании.

– Я так и понял. Вы разговаривали лично со Сталиным?

– Так точно.

– И что же?

– Он спросил: «Как по-вашему, товарищ генерал, будет ли Маннергейм и дальше воздерживаться от активных действий против СССР?»

– Вы генерал русской армии?

– Во время этой встречи Сталин снова и произвел меня в генералы. Теперь в генералы Красной армии.

– Чудны дела твои, Господи, – только и сказал барон. – И что же дальше?

– Я ответил: «Могу только повторить слова Библии: „Как человек может поручиться за кого-то, когда не может поручиться за себя?“ Он мне в ответ сказал буквально следующее: „В отличие от советской власти Сталин может ручаться за себя“. О себе он говорил в третьем лице. Память у меня еще неплохая. Дословно это было так: „Сталин не бросает слова на ветер. Нам нужно, чтобы барон не спешил помогать Гитлеру. В отличие от Колчака товарищ Сталин дает гарантию барону Маннергейму. Финляндия в дальнейшем видится Сталину страной нейтральной“. „Следует ли мне рассматривать барона как канал возможных мирных переговоров с Гитлером?“ – спросил уже я. Он ответил: „Вы должны сами дать ответ на этот вопрос при встрече с Маннергеймом“. Вот такой был разговор. Вопрос о золоте Колчака, что меня очень поразило, он пропустил. Хотя в отличие от чекистов, по-моему, догадался, что какая-то часть его попала в Финляндию.

Маннергейм вышел из-за стола и в раздумье сделал несколько шагов по своему, не столь просторному, как у Сталина, кабинету.

– Обговорите с Пулом канал, по которому свяжетесь с Москвой. Я, честно признаюсь, рад, что Кремль заметил мою сдержанность в отношениях с Гитлером. Вы тоже прекрасно понимаете, что мне при желании можно достаточно легко перерезать дорогу на Мурманск и лишить Россию связи с единственным незамерзающим северным портом. Это можно было сделать еще в первые дни войны. Но, думаю, значение Мурманска для страны переоценить невозможно. И оно будет с каждым днем только возрастать. Не буду скрывать, что Финляндия испытывает серьезное давление со стороны Германии. Несмотря на это, я сделаю все возможное, чтобы избежать штурма Петербурга-Петрограда. Я не допущу превращение города моей молодости в руины. Даже несмотря на то что он теперь носит имя Ленина. Но в конечном итоге все зависит от побед Красной армии на Западном фронте. Выйти из войны я пока не могу, но и строить великую Германию за счет финского народа я не намерен. Что касается возможных переговоров России и Германии, то, как способ затягивания времени, можно и рассмотреть. Но не через финское посредничество. Для этого нужна страна с вековыми традициями нейтралитета. А нейтралитет – это, к сожалению, пока только мечта финского народа. И для осуществления этой мечты я готов пойти на многое.

Ужинать в гостиной они начали вчетвером. Барон произнес тост за Россию:

– У великой страны, к сожалению, великие заблуждения и великие потрясения. Но я уверен, еще в этом столетии Россия возродится. Вселенные так просто не погибают! Они видоизменяются катаклизмами, но неминуемо приходят к равновесию. За попытку разрушить вселенную в 1917 году теперь расплачивается все человечество. И неизвестно, какую цену заплатит за это сам русский народ. За будущую великую, мудрую, великодушную и сильную Россию!

Все стоя выпили. Едва закусив, Пул попросил разрешения удалиться.

– Прежде расскажите, что в немецком портфеле. Надо полагать, немцы по-прежнему нами недовольны? – не выказав сомнения, спросил генерала главнокомандующий.

– Не только. Даже в дипломатической переписке присутствует некая нервозность. Немецкая дипломатия не может быть полноценной из-за непомерно агрессивной политики своего государства. А разговора с позиции силы у них теперь не получается по той простой причине, что в России блицкриг невозможен. Это им не Франция и не Польша...

– Блицкрига и не могло получиться – война не со страной. Война со вселенной. А что думает обо всем этом русский генерал? – Маннергейм обратил свой взгляд к Суровцеву. – Каково настроение русских?

– На мой взгляд, налицо растерянность в верхних эшелонах власти. Хотя сам Сталин не производит такого впечатления. Вождь, как мне показалось, делает выводы быстрее своего окружения. Даже портреты Маркса и Энгельса из своего кабинета убрал и заменил их портретами Суворова и Кутузова.