А. Шеллер-Михайлов - Дворец и монастырь

Тотчас же были разосланы к помещикам, боярским детям и в погосты новгородских областей грамоты.

"Князь великий – младенец, – писалось в грамотах, – держат государство бояре, а вам у кого служить? Я же вас рад жаловать".

Грамоты произвели свое действие: отовсюду стали из новгородских областей стекаться к князю Андрею люди, уже приготовлявшиеся к этому делу прежде, чем он сам решился на что-нибудь. Все недовольные Москвой только и ждали этого призывного клича. Весело и бодро стекались они к князю Андрею, чтобы постоять за него, а главным образом за свое дело, за ослабление самодержавия ненавистной им Москвы. Колычевы, как прирожденные новгородцы, были из первых, откликнувшихся на зов. Воевода князя Андрея, князь Юрий Оболенский, был еще ранее отправлен с отрядом детей боярских в Коломну по приказанию великой княгини Елены, давно подозревавшей в злых замыслах князя Андрея. Узнав о начавшемся деле только после бегства князя из Старицы, он немедленно, помолившись Богу, тайком выехал из Коломны, переправился через Волгу под Дегулинным, потопил суда, чтобы не достались преследователям, и на Березне соединился с князем Андреем, не доезжая немного Ядровского яма. Все это обещало делу князя Андрея хороший исход…

В то же время полетели княжеские грамоты через предателей и в Москву, где поняли всю опасность и серьезность мятежа. Великокняжеские военные силы разделились на две части: князь Никита Оболенский пошел защищать Новгород, а князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский погнался за князем Андреем, который, оставив в стороне большую дорогу, направился влево к Старой Русе.

Князь Андрей уже достиг третьего стана на Цне и расположился на отдых, когда к нему в тревоге прибежал один из приближенных.

– Неладно у нас, государь князь, в стане, – торопливо заявил он.

– Что случилось? – спросил князь Андрей в волнении.

– Измена! Побежало несколько боярских детей, – пояснил пришедший. – Другие, пожалуй, побегут.

– Ловить их! – отдал приказание князь.

– Одного изловили, другие ушли.

– Позвать сюда Кашу!

Дворянин княжеский Каша явился.

– Тут одного из боярских детей поймали, бежал из стана, – сказал торопливо князь. – Допросить его о деле. Почему бежал и кто вместе с ним был.

Каша тотчас же распорядился. Перебежчика связали по рукам и по ногам и посадили в озеро в одной рубахе. Видна была из воды одна голова, чтобы он не захлебнулся. Каша начал допрос. Преступник стал перечислять изменников. Каша слушал и, наконец, остановил в смущении допрос. Он поспешно направился к ставке князя.

– И не перечесть всех, государь князь, – тревожно объявил он. – Сотни их!

Князь растерялся.

– Что ж, измена? – воскликнул он, бледнея.

– До Москвы всех не перевешать, – пояснил Каша.

Князь тяжело вздохнул, разом упав духом.

– Что ж, бросить надо дело. Нечего пытать и допрашивать. Не время теперь казнить…

Он почувствовал, что он бессилен, что затеянное им дело не сулит удачи. Лучше бы было просто бежать на Литву, потом можно бы было обдумать, что начать.

Но теперь каяться было поздно…

В пяти верстах от Заячьего яма, в Тухоли, князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский настиг беглеца, уставил своих воинов, распустил знамя и готов был начать бой. Князь Андрей волей-неволей тоже выстроил свою дружину в поле, но у него уже не было уверенности в победе, не было желания меряться силами с врагами. Малодушный, он готов был на все, только бы не сражаться. Прежде чем начался бой, противники вступили в переговоры. Оба говорили:

– Зачем даром проливать братскую кровь? Князь Андрей трусливо спрашивал:

– Если я отдамся в руки великой княгине государыне, не будет ли она мне отплачивать и не положит ли большой опалы?

Князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский смело уверял:

– Ни отплачивать не будет, ни опалы не положит, а придаст городов, как просил ты у государя.

Князь Андрей, слабохарактерный, запуганный изменою нескольких боярских детей, не надеющийся на свою рать, колебался.

– Обманет князь Овчина, – настойчиво уверяли его приближенные. – Веди нас в бой, князь государь, с нами Бог. Так-то и себя, и нас всех погубишь!

– Разобьют, хуже будет, – раздумывал князь.

– С честью лучше пасть, чем на торговой площади головы сложить, – говорили окружающие.

– Зачем же сзывал нас? Зачем под топоры хочешь отдать за нашу службу и верность? – начинали роптать некоторые.

В княжеском стане было смятение. Одни еще старались уговорить князя, другие проклинали его, третьи просто ругали.