Леонид Сотник - Экзамен

На следующий день, 20 января 1919 года, началось решительное наступление преданных делу революции войск на мятежников. Поддержанные артиллерией крепостных орудий, отряды устремились к центру города и полностью блокировали казармы 2-го полка.

Сегодня, наконец, доктор разрешил свидание. «Но всего на несколько минут, — предупредил он меня. — Вам нельзя уставать, молодой человек».

Утром, после завтрака, я попросил у сиделки зеркало и не узнал себя. Смотрел на меня с треугольного осколка совершенно чужой человек. Впалые, затянутые коричневой кожей щеки, острый, прозрачной белизны нос и такие же прозрачные, оттопыренные уши, стриженая голова… На шее, под самый подбородок, толстый удав из пожелтевших бинтов. И всё это называется Мишей Рябининым.

У меня два ранения — в шею и в лёгкое. Прекрасная память о двух старых знакомых. Хотелось бы узнать, как они себя чувствуют. Может быть, не лучше моего?

Три месяца ко мне никого не пускали и не давали читать газеты. «Вам нельзя волноваться», — твердил мне доктор. А я волновался. Как можно быть спокойным, если не знаешь, что с твоими друзьями? Ничего не оставалось, как лежать, закрыв глаза, и перебирать в памяти события того памятного дня.

21 января мятежников выбили из последних опорных пунктов, и мне разрешили оставить пост в мастерских. Макарыч, правда, снова хотел засадить меня за какую-нибудь писанину, но, спасибо Грицю Кравченко — моему заступнику, в конце концов разрешил побыть пару деньков в конном отряде. Макарычу казалось, что опасность для жизни и здоровья мальчика Миши полностью миновала.

Вначале так и было. Иногда мы ходили на прочёсывание ташкентских садов, и, услышав топот копыт нашего отряда, недобитые осиповцы разбегались, как зайцы. Случалось охранять пленных, нести караул возле правительственных учреждений. Работа была будничная и скучноватая.

А ранним утром 22 января нас подняли по тревоге.

— Рысью, марш! — крикнул Степанишин, и мы помчались в сторону Ферганы. Рядом со мной, как и прежде, скакали Грицько Кравченко и Абдулла Абдукадыров.

Ах, какая это была изумительная скачка! Подо мной белый конь, на мне белая крылатая бурка, белая туркменская папаха со звездой — всё это раздобыл для меня изворотливый Абдулла.

— Ходи так, Миша, — сказал он мне. — Очень красиво ходи. Теперь ты не белый шайтан, а настоящий белый всадник.

Мы мчались, как буря… Нет, не буря. Нужно придумать другое сравнение. Папа сказал бы, что у меня начисто отсутствует фантазия.

Мы мчались, как песок пустыни, поднятый раскалённым «афганцем», и мелькали перед глазами дувалы, карагачи у дороги, поднятые к солнцу ветви шелковиц.

После трёх часов непрерывной скачки мы, наконец, заметили тех, кого преследовали. Маленький отряд, не больше десятка всадников, уходил в горы.

Они тоже заметили нас. Сверху им хорошо было видно, как мы скачем по разбухшему хлопковому полю, как спотыкаются наши усталые лошади. Степанишин остановил отряд.

— Кравченко, Абдукадыров…

— Рябинин! — закричал я.

Макарыч пристально посмотрел на меня и махнул рукой.

— Хорошо, и Рябинин.

Потом он приказал взять единственный в нашем отряде ручной пулемёт «льюис», пробраться незамеченными в тыл вражескому отряду и перерезать ему путь к отступлению.

— Возьмите свежих заводных лошадей, — втолковывал нам Степанишин, — и аллюр три креста. У кишлака Гармчашма оседлаете тропу. Там ждите белых. Вы должны успеть раньше: у них кони совсем морёные.

И мы успели.

Кравченко с Абдукадыровым залегли в расщелине, выставив на тропу ствол пулемёта, а мне приказали занять позицию впереди, у самого изгиба тропы, и вести разведку. Если появятся белые, я должен буду махнуть платком и потихоньку отползти в расщелину.

Ждать пришлось недолго. Вначале я услышал отдалённый стук копыт и шорох камней, срывавшихся в пропасть. Потом стал различать храп лошадей и приглушённые голоса.

Впереди отряда ехал Осипов. Я сразу узнал его — чёрная бурка, чёрные усики на бледном лице. Рядом с ним на низкорослой лошадке, точно Дон-Кихот на Росинанте, восседал Колесин — Бот. А за спинами прятался ещё кто-то в цветастой чалме и полосатом бухарском халате.

Отряд белых остановился. Это было в какой-то сотне метров от меня, и я слышал каждое слово.

— Привал, — сказал Осипов и тяжело сполз с седла. — Теперь они нас не догонят. Ещё один переход — и мы у Иргаша.