К. Осипов: Дорога на Берлин

В июле 1757 года русская армия была, наконец, готова к открытию кампании. Как раз в эти дни Елизавета Петровна назначила заседание Конференции для обсуждения и принятия важных решений.

Конференция была образована в 1756 году в качестве высшего органа для решения политических вопросов. В состав ее входили: канцлер Алексей Петрович Бестужев, его брат Михаил, вице-канцлер Воронцов, великий князь Петр Федорович, графы Петр и Александр Шуваловы, генерал Апраксин, Трубецкой и Бутурлин.

В случаях, особенно важных, на заседаниях Конференции присутствовала Елизавета Петровна. Так и в этот раз, когда все собрались, гофмаршал возвестил о прибытии императрицы.

Крупная, полная, чем-то неуловимо напоминавшая своего отца, она медленно прошла среди почтительно склонившихся вельмож и уселась, шурша тяжелым шелковым платьем, в позолоченное кресло.

— Уф, жара какая! — произнесла она отдуваясь. — Велите кваску со льдом подать.

Оглядев всех присутствующих и подняв брови, сказала:

— А что же племянника моего, Петра Федоровича, нет? Ему, как наследнику короны моей, надобно присутствовать, когда столь важные сентенции выносятся. Да и супругу его заодно позовите. Она все равно от него обо всем разузнает.

В ожидании великого князя государыня обратилась к одному из братьев Шуваловых:

— Александр Иванович! Ты мне не раз докладывал, что наместник в городе Владимире есть непомерный мздоимец. Намеднись мне какая мысль пришла: велела я послать ему в подарок от меня кошелек, да не обычный, а длиной в полтора аршина, — она затряслась от хохота, — француз Пюше специально изготовит. Наместнику тот намек, полагаю, понятен будет.

Александр Шувалов занимал должность начальника Тайной канцелярии. Сознание громадной власти чувствовалось во всей его манере. Дородный, богато одетый, он держался с неизменной важностью и значительностью. Выслушав императрицу, он вежливо улыбнулся и ответил рокочущим баритоном:

— Уж как не понять! Впредь наперед поверни, того делать не будет.

С людьми своего круга Шувалов предпочитал изъясняться по-французски, но, считая нужным платить дань родной речи, он стал следовать модному обычаю (заимствованному высшим светом у солдатства) вставлять в речь присловки.

— А ты, Михаил Илларионович, — проговорила Елизавета, приветливо глядя на меланхолического, болезненного вида вельможу, несмотря на жару кутавшего горло мягким шарфом, — ты, слыхать, все хвораешь?

— Для графа Воронцова лучшее лекарство — это служение Мельпомене, — вмешался в разговор новый собеседник. Это был Олсуфьев, хранитель казны Елизаветы Петровны, ежедневно встречавшийся с нею и пользовавшийся ее неограниченным доверием. Он провел много лет при иностранных дворах, отлично знал итальянский, французский, шведский и норвежский языки, был, несмотря на щегольскую внешность, очень деловит, и государыня весьма считалась с его мнением.

— Адам Васильевич предпочитает музыку, а я — театр, — улыбнулся Воронцов. — Но мы оба служим музам.

— На днях мне маркиз Л'Опиталь рассказывал, — лукаво сощурился Олсуфьев. — Приезжает он вместе с графом Михаилом Илларионовичем в его дворец, чтобы партию в памфел сыграть, навстречу выскакивает секретарь. Граф его спрашивает о новостях. Тот ответствует: «Изрядно! Только вот виконт и герцогиня нехороши. По вашему приказанию сегодня их на конюшню водили. Виконту дадено тридцать розог, а герцогине — пятнадцать». Л'Опиталь таким разговором был совсем ошарашен, уже и за себя опасаться начал. Но тут он сообразил, что речь идет об актерах графского крепостного театра, изображающих виконтов и герцогов. И коль скоро он за свою спину перестал опасаться, то и предался с хозяином картам.

Императрица безудержно смеялась, в изнеможении откинувшись на спинку кресла.

— Ты не серчай на него, Михаила Ларионович, — сказала она, заметив на лице Воронцова кислую гримасу. — Он шутит. А впрочем, всем известно, что твои актеры, как дворяне, живут: и сыты, и поены, и домишками хорошими владеют. Ну, а ты что молчишь, Петр Иваныч? Все о короле Фридрихе думаешь?

Шувалов повертел в руках разрезальный нож слоновой кости с перламутровыми и серебряными инкрустациями и сощурил левый глаз. Это было верным признаком, что он готовит «mot» [4] Mot — буквально «слово» (франц.); здесь в смысле — острота. :

— Один восточный мудрец, видя, что осел ест фиги, велел слуге прогнать его. Но так как слуга не торопился, осел успел съесть все фиги. «Ну, — сказал мудрец, — дай ему теперь вина».