Олег Михайлов - Генерал Ермолов

В официозной военной истории роль Ермолова в этом сражении долгое время сознательно затушевывалась и принижалась. Ни многочисленным и сильным врагам Ермолова, ни императору Александру, а затем и Николаю I не хотелось связывать подвиг опоры престола — гвардии с его именем. Однако справедливыми останутся слова Дениса Давыдова: «Знаменитая Кульмская битва, в первый день этого великого по своим последствиям боя, принадлежа по преимуществу Ермолову, служит одним из украшений военного поприща сего генерала».

Чем занимаются воины перед сражением? Кто спит, кто чинит или чистит амуницию, проверяет оружие. Одни офицеры вперили взор в топографические карты, уточняя будущие маршруты, а другие уставились в карты игральные: захибают углы валетов или двоек. И все это среди дымных биваков, соломенных шалашей, развалин и обгоревших строений. Тут человек, наслаждаясь свободою духа, часто забывает прошедшее и не заботится о будущем. Чувства его возносятся над мирским бытием: чем ближе к смерти, тем более презирает он опасность; с мстительным чувством смотрит на пепелища врагов своих и, будучи виною гибели неприятеля, сам готов вкусить гибель и быть жертвою собственного честолюбия.

Война пришла во Францию!..

Здесь встретил Ермолова французский язык, здесь он увидел себя впервые посреди той нации, которая принесла столько зла всей Европе и любимому Отечеству. Первое впечатление было необыкновенным: в немецких городах Ермолов привык наблюдать медленных, большей частью молчаливых и надутых бургомистров, а тут его встречали говорливые и учтивые, но угрюмые мэры со смуглыми лицами, на которых попеременно отражались все страсти. Он увидел Liberte et Egalite — свободу и равенство под бременем неограниченного наполеоновского деспотизма.

Французы глядели на русских мрачно, с нахмуренными лицами, которые, однако, еще более вытягивались, когда им напоминали о московском пожаре и разорениях в России. «Да! — сказал себе Ермолов. — Наши неприятели должны быть счастливы. Мы с ними обходимся совсем не так, как армия Наполеона с русскими в двенадцатом году: отыскиваем только вооруженных и не мстим никому. Русские!

Будьте для всех народов примером своей храбростью и великодушием!..»

Франция… Странно видеть было какого-нибудь оборванного мужичонку в синем кителе, грязную бабу или нищего мальчугана, болтающих чисго на языке, которым в России щеголяют модники большого света и знание которого непременно для дворянстра.

«Вот где открылась ничтожность нашей моды!..» — желчно думал Алексей Петрович.

Русская гвардия под начальством Ермолова церемониально проходила через город Мо-на-Марне. Впереди — шесть полков тяжелой гвардейской пехоты: старая гвардия из преображенцев, семеновцев, измайловцев, литовцев и молодая гвардия из гренадер и павловцев. За ними следовала пехота легкая — лейб-гвардии егерский полк и батальон Финляндского полка. Шествие замыкала конница: бело-голубые кирасиры, кавалергарды в белых однобортных колетах и касках с густым черным плюмажем, гвардейские гусары в красных доломанах и синих чакчирах, уланы с бело-красными флюгерами на пиках.

Пропуская мимо себя великанов преображенцев с красными воротниками, семеновцев — со светло-синими, измайловцев — с темно-зелеными, Ермолов зычно приветствовал их:

— Бауцен — слава! Кульм — слава! Лейпциг — слава!

Иод Лейпцигом, в трехдневной «битве народов», командуя русской и прусской гвардиями, Ермолов смелой атакой захватил в центре позиций деревню Госса. После этого сражения Наполеон вынужден был отойти за Рейн и уже не покушался наступать на Европейском театре за пределами Франции…

Все улицы, площади и все дома города Мо были полны зрителями, большею частью женщинами. Старухи глядели испуганно, пожилые — плаксиво, молодые — весело. Мужчины прятались за баб и громко удивлялись чистоте и красоте, росту и мужественному виду гвардейцев.

«Велика разница между французским и русским солдатом! — думал Алексей Петрович. — Никто не превзойдет нашего в терпении, послушании и выносливости. Надобно знать русского солдата, чтобы уметь побеждать с ним. Суворов знал его — и делал чудеса!..»

— Гвардии российской — слава! — воскликнул Ермолов.

И в ответ из-под киверов, обшитых черной глянцевитой кожей, с высокими черными волосяными султанами и медными блестящими двуглавыми орлами спереди, засверкали гордостью глаза, и над строем густо прокатилось всесокрушающее «ура!». Ударили барабаны, засвистели флейты, загремели трубы.