Владимир Шатов - Ни шагу назад!

- С абрикосовым вареньем.

- С абрикосовым, если хочешь… И чай.

- Обжигающе горячий.

- И утренние газеты. И ласкающая слух музыка по радио.

- А вечером кино или посиделки с гитарой.

- Конечно, во всем гражданском...

- Наденем ли мы когда-нибудь снова гражданскую одежду? – по- настоящему расстроился Шелехов.

- Заткнитесь оба! – раздражённо велел Яровец. – Нашли время мечтать…

Шахов весело оглянулся на товарищей, которые понуро брели, натянув от яркого солнца на самые глаза помятые пилотки и фуражки со звёздами.

- Вы хотя бы смотрите куда прётесь, - пошутил он. – Так и в Германию можно забраться…

Никто не ответил на шутку. Хотя из-за спин солдат торчали стволы винтовок и карабинов с трехгранными и плоскими штыками, а у офицеров из кобур виднелись пистолеты, ни у кого не было даже мыслей о сопротивлении.

- Гляньте, какие нынче созрели необычайно крупные и яркие вишни. – Восхищённо сказал Петя. – Я хочу нарвать их.

- Смотри Петька! – остановил его Шахов. - Если ты вырвешься из колонны, то рискуешь туда не вернуться.

Они как раз проходили через небольшой степной хутор и около выбеленных хат краснели соблазнительные вишни. Не смотря на жару под сорок градусов, на улицу высыпали дородные казачки, которые молча провожали взглядами проходящих солдат. Иногда раздавались причитания:

- Господи, исстари казаки никогда не допускали врага на Дон, и как же вы, сынки, его пропустили?

- Немец у нас разрешения не спросил.

- Аль не видели супостата? Не желаете сразиться с ним?

- Да уж нагляделись, будь здоров! – не выдержал упрёков Шахов. – Вовек не забудешь его атак…

Гигантские столбы чёрного дыма, с заревами пожарищ, застилали горизонт позади уходящих в степь войск. То пылали разбомбленные деревни, станицы и машинотракторные станции.

- Какая беда, - горевал Шахов, живший до войны в деревне. - Сгорают на корню бесчисленные гектары пшеницы и ржи.

- Нашёл о чём горевать.

Ближайшей летней ночью, он опустился для сна на нагретую, пахнущую терпкой полынью и сухой травой землю. Такую близкую и родную ему, крестьянскому сыну. Попискивали сонные степные суслики. Вдалеке полыхала страшным заревом степь.

- Труда-то сколько людского вложено и всё добро пропадает! Какое же лютое время!

Засунув руки под голову, Гена глядел в звездное небо, скинув дырявые сапоги, давая отдых натруженным за день ногам.

- Давай лучше спать! – засыпая, ответил Петя. – Что теперь жалеть, дальше больше потеряем…

Весь следующий день солдаты проходили фермы с мычащим скотом, колхозные пшеничные и подсолнечные поля, сады с невиданно обильными плодами. На краю очередного хутора им встретился глубокий старик, который остановил идущих позади колонны Шахова и Петю:

- Тикаете хлопцы?

- Мы ещё вернёмся дед!

- Вот в газетах пишут и агитаторы говорят, что фашисты скоро потикают в свой Берлин швыдче, чем сюда подоспели, а?

- Даже не сомневайся!

- И я так кумекаю, - уверенно сказал дед. - Со временем погоните фашиста, как ту сидорову козу.

- Спасибо отец!

- Не дрейфь, хлопцы. – Дед перекрестил спины уходящих. - А кто пискнет об отходе, пусть пеняет на себя…

Вовсю созревали золотистые хлеба, где-то раскатисто громыхали грозы и невидимые пушки. Доживающий последние дни на этом свете старик глядел им вслед и думал:

- Эх, молодёжь-парубки, не было б проклятой войны, гуляли бы вы с девчатами аж до самой зари. Самые лучшие годы ваши здесь лягут, потом не вернёшь...

Войска победоносного Вермахта заняли родное село Ванюшки Захарова в конце августа сорок первого года. Захватили быстро, с налёта, без единого выстрела. Десяток мотоциклов, с грозными пулемётами МГ-34 на зелёных колясках, лихо влетел со стороны притихших оврагов, заросших по пояс колючим тёрном.

- Ой, кто это? – увидев незнакомцев, мальчик на всякий случай шмыгнул в хату.

Разгорячённые солдаты властно и нагло, как внезапная смерть, ворвались на притихшие улочки. Слажено и дружно растеклись по приглянувшимся дворам. Красноармейцев в селе не было, они спешно прошли редкой колонной по главной улице, по направлению на Восток.

- О, Господи! - запричитала заплаканная мамка, державшая на руках младшего сына. - Царица Небесная, спаси и сохрани...

- Мамка, чего ты? - удивился малолетний Ванька. - Кто это?

Высокие и весёлые австрийские парни с закатанными рукавами, как полноправные хозяева, вошли во двор хаты деда Ваньки.

Сорокаградусная жара и былинная пыль русских дорог превратили их мышиного цвета гимнастёрки в подобие рыцарских лат. Первым делом они бросились к колодцу и долго обливали друг друга ледяной водой. Среди общего шума и суматохи водных процедур выделялся сильный голос длинного, рыжеволосого мужчины.