Наталья Иртенина - Нестор-летописец

Видя, что дело худо, Изяслав снарядил к братьям посольство — боярина Воротислава Микулича с двумя десятками отроков для чести.

В Берестовом переговорщиков протомили немало — боярина в пустой клети, отроков во дворе. Глава посольства стерпел, не показав виду, лишь сделался серым, как Днепр поздней осенью.

Наконец гриди проводили боярина в повалушу. Тут сидели оба младших князя, бояре топорщили острые взоры. Воротислав Микулич встал посреди палаты, без приязни заглянул Ярославичам в глаза и повел речь. Князь-де Изяслав не ведает, чем провинился пред братьями и взывает не рушить братской любви, не преступать через отцово завещание и не гневить Бога…

— А не срамно братцу посылать к нам своих переговорщиков, — вдруг перебил боярина Святослав, — когда сам же первый перескочил через братнюю любовь и злодейство к нам учинил?

— Каково злодейство? — резво осведомился Воротислав Микулич. — Может, из Киева плохо видать, коли там никакого злого дела, кроме вашего, не заметили?

— Пошто вам, киевским мужам, и замечать, что такое у вас под носом деется, — глумливо высказался черниговский боярин Колыван. — Разжирели в стольном граде, очи салом заплыли.

Жилистый и худосочный Воротислав за словом далеко не полез.

— Мое-то сало в амбаре запасено, — отрубил, — а твое все в голове засолено.

Колыван, побагровев, хотел возразить, но князь велел ему молчать. Взяв из рук отрока ларец, Святослав вынул оттуда грамоту на пергамене, развернул. Держа за угол, потряс ею в воздухе, словно то был замаранный утиральник, а не княжье послание.

— Вот Изяславово злодейство! Что на это скажешь, боярин?

Воротислав Микулич протянул руку.

— Покажи грамоту, князь.

Святослав передал пергамен отроку, тот растянул письмо перед боярином, не дав в руки. Воротислав нагнул по-бычьи голову, ознакомился. Побагровел не меньше Колывана и изрек:

— Ложная грамота! Не писал Изяслав сего.

Святослав соскочил со своего места, быстро подошел к боярину.

— Твердо знаешь? — спросил вкрадчиво.

— Тверже некуда.

Князь вырвал у отрока грамоту, бултыхнул перед глазами боярина подвесной свинцовой печатью.

— Гляди! Изяславова печать?

— Его, — подтвердил Воротислав Микулич. — Татьбой добыта либо подделана.

— Упрям ты, боярин, — вздохнул Святослав, — как дуб в три обхвата посреди дороги.

— Плохая дорога, князь, коли в дуб упирается, — заметил Воротислав. — Лихими людьми наезжена.

— Сам ты лихой разбойник! — плюнул Колыван, не сдержав пылу. — Неча на татьбу кивать, ежели киевский князь сам первый из татей да еще с оборотнем сдружился.

Вслед за ним прочие княжи мужи дали волю чесавшимся языкам. В похабной брани черниговские бояре были сильны, переяславские за ними едва поспевали. В палате от крику сделалось так горячо, что запотело стекло на окнах, лбы взопрели и ядреный шибкий дух встал поверху коромыслом. Боярин Воротислав Микулич, хотя и не мог угнаться за всеми языками и пропускал без ответа много бранных оплеух, все же раздаривал туда-сюда и свои подарки.

Князю Изяславу и его боярам в Киеве должно было этим временем хорошо икаться. Чествовали их «овечьим стадом», «смердьей почесухой», «навкиным приплодом», грозились им волчьим хвостом. А в берестовской повалуше икал только Всеволод, до сих пор молчавший. Закрыв рот рукой, он с тоской глядел в мутное окно и тихонько подрагивал. Срамословия его не раззадоривали.

— Вот что я тебе скажу, князь, — крикнул Воротислав, утомившись лаяться. — Твори что душе твоей угодно, только не вини Изяслава в том, что тебе приперло сидеть на великом столе в Киеве.

— Добро, — молвил Святослав. — Если нечего тебе более сказать, боярин, то езжай к Изяславу и передай: дольше трех дней ждать не буду. Или уйдет он, или мы сразимся.

— А я, князь, в Киев нынче не тороплюсь, — вдруг объявил Воротислав Микулич.

Бояре стихли.

— А что так? — участливо спросил Святослав.

— Ты Изяслава все равно одолеешь, и мне ему больше не служить.

— А по чести сказать, — князь прищурился на один глаз, — хочется тебе, боярин, моему брату служить?

— По чести сказать — нет.

— Так чего ж ты за него горой тут стоял? — злорадно крикнул Колыван.

Воротислав Микулич к нему не обернулся, так ответил:

— Вопрос твой, княжий муж, говорит, что не поймешь ты моего ответа на него. Вот и не стану я отвечать тебе.

— Славно, боярин, сказал, — одобрил, смеясь, Святослав. — А послужи-ка мне так же, как брату моему служил!