Наталья Иртенина - Нестор-летописец

Феодосий поднялся, положил поясной поклон.

— Спаси тебя Господь, христолюбивый князь. Ну, коли позволишь, пойду я.

— Что так скоро, отче? — обеспокоился Изяслав. — Нет уж, раз пришел, так не пущу тебя, пока не напитаешь мою душу божественными поучениями. Зря, что ли, ты меня христолюбцем зовешь?

Так и не отпустил до самых сумерек: слушал, вздыхал, возводил очи горе. Иногда принимался спорить, особо когда речь заходила о латынцах. Изяслав никак не мог согласиться, что римская вера ущербная. Как же одобрить это, если старшая дочь была отдана замуж в латынскую землю? Померла там, правда, в скором времени, но это ничего не значит. А младшую Евпраксию за кого сватать? Кроме латынцев не за кого. Есть и у них своя правда, своя христианская доблесть.

— Не хвали, князь, чужую веру, — отвечал Феодосий. — Если делаешь так, то выходишь хулителем своей веры.

— И свою веру хвалю, — возразил Изяслав.

— А если и свою, и чужую веру хвалишь, то еще хуже делаешь. Выходишь тогда двоеверцем, близким к язычникам и еретикам.

— Да что ж такое! — негодующе воскликнул князь. — И так плохо, и эдак. А как хорошо? Выгнать всех латынцев с Руси? Не торговать с ними, не рядиться и не родниться?

— Если свою веру беречь, то и торговать можно, и договоры рядить, и жен оттуда брать. А если кого из них в беде видишь — латынца ли, сарацина или иного поганого, всякого помилуй и от несчастья избавь. Тем и похвалишь свою веру.

После вечерней трапезы Изяслав спохватился: Феодосию обратно идти, а на дворе близко ночь. Остаться до утра игумен не пожелал.

— Ничего, князь, дойду и в темноте. Дорога прямая, ночь короткая.

— Телегу тебе дам. Хоть вздремнешь недолго.

Распрощавшись с гостем, Изяслав поручил его старшему над гридями. Тот сбыл Феодосия дворскому тиуну. Тиун с неохотой посадил монаха в телегу и дал в возницы холопа-доростка. Парубок радости не выказал. Виданое ли дело — чернецов возить! А то у них ноги отвалятся пешими ходить. И ладно бы знатный монах был, какие при церквах живут на свое злато-серебро. Так ведь нет — ряска латаная-перелатаная, серая от долгого ношения, а под ней в щелях видна колючая дерюга. Холоп фыркнул, устроившись на неоседланном коне.

Пока ехали по городским улицам, парубок терпел, недовольно пыхтя под нос. Когда град остался позади, холоп нарочно правил коня обок дороги. Телега прыгала на кочках и ухабах, Феодосий подскакивал вместе с ней.

Терпеливый монах попался вознице. Другой на его месте давно бы отбил зад и взмолился о пощаде. А этот молчит себе, в руках крутит деревянные шарики на нитке.

— Ну вот что, — не выдержал мальчишка и остановил коня. — Ты, чернец, всякий день без дела сидишь, а я наработался и еще ночью тебя везти должен! Устал я, не могу больше на коне сидеть. Садись вместо меня, а я в телеге посплю. Так по справедливости будет.

— Согласен, — сказал Феодосий.

Он перелез с телеги на коня, подождал, когда парубок уляжется в возу, и тронул поводья.

— Да по кочкам не вези! — прикрикнул мальчишка.

— Спи, чадо, — молвил игумен.

Телега съехала с обочины и мягко поколесила по дороге. Теплая лунная ночь катила вместе с ней к близкому рассвету. Задремывая, Феодосий спрыгивал на землю и вел коня под уздцы. Когда уставал, опять садился. Радостен был ему путь, молитва так и рвалась из груди в быстро светлеющее небо.

У ворот Киева совсем не пришлось ждать, пока откроют. С первой зарей Феодосий въехал в стольный град. Миновал оживающий Подол, пересек Боричев взвоз и Ручай. Через Крещатицкую долину дорога лежала к Днепровским воротам. Парубок в телеге спал крепко. Правду сказал — умаяла мальчишку работа.

За Киевом Феодосий пустил коня быстрее. По Берестовской дороге навстречу проехали двое княжьих дружинников. Узнав печерского игумена, наклонили в приветствии головы.

— Просыпайся, чадо! — окликнул Феодосий парубка. — Утро уже.

Мальчишка продрал глаза.

— А? Чего?

— Выспался? Теперь садись на коня.

— Всю ночь, что ли, ехали? — озирался парубок. — Вот те на.

— Скоро уже доедем.

— Ну так и сиди на коне, — зевнул холоп. — Так сладко спалось нынче! А если б я вез тебя, то утомился бы до смерти.

По сторонам дороги потянулось Берестовое. Показался княж двор, за ним церковь. Со двора выехал десяток конных. Холоп, от лиха подальше, выпрыгнул с воза и пошел позади. Мало ль, что им взбредет, когда увидят чернеца.

Достигнув телеги, кмети остановились. Скакавший впереди старый дружинник спешился, поклонился Феодосию и спросил благословения.