Наталья Иртенина - Нестор-летописец

Он показал путь по извивам речных ниточек, переходящих одна в другую.

— Ростов и Суздаль стоят под рукой князя Всеволода. Вестей оттуда у меня нет. А хотелось бы знать, что деется там. Волхвы зимой взбаламутили смердов, убили ростовского епископа. До Переяславля далеко, из Ростова по зимнему пути гонцам туда ехать два с лишком месяца. Если Всеволод решил послать дружину, она придет только к лету. Понимаешь, к чему клоню?

— Ты говоришь, чтоб я пришел туда, посмотрел, свернул пару немытых шей…

— При нужде, — уточнил воевода.

— Ага, при ней. Я без нужды никого не трогаю.

— Тогда можно и больше. Если спросят, меня не поминай. Ты сам по себе. Вольный храбр.

— А если там все тихо?

— Тогда ты просто прогуляешься.

Храбр подумал.

— Ладно. Тряхну веретеном.

Немного взгрустнул.

— С Тарасием было б веселее…

Воевода налил ему в кружку меду.

— Поплывешь с утра на лодке, возьмешь гребцов, снеди, оружия сколько хочешь.

Душило допил мед и налил из корчаги еще.

— Да-а… Помню, позапрошлой зимой в Новгороде усмиряли мы с князем Глебом Святославичем одного волхва. Тоже, поганый, людей на уши поставил… Никого на свете нет вреднее волхвов, — подбил он итог и пошел из шатра.

В рассветном бледном тумане от берега отчалила однодеревка с четырьмя смердами-гребцами. В носу лодки, широко упершись ногами, заложив пальцы рук за пояс, стоял храбр. На корме под просмоленной дерюгой лежало оружие: два составных лука в налучьях, тулы со стрелами, два меча, большой топор и малый чекан, палица и булава, несколько сулиц, поясных и засапожных ножей. Смерды, увидев все это, заверили, что одна лодка не возьмет столько кметей.

— Сколько? — спросил Душило.

— Здесь на малую дружину, — ответили гребцы.

— Я и есть дружина, — без похвальбы сказал храбр.

Берег исчез в тумане. Река разливалась широко и спокойно. Грудь наполнялась сырым бодрящим воздухом. Душило приложил ладони к губам и вдруг закурлыкал по-журавлиному. Издалека, из-за разлитого в небе молока, ответил тихий, едва слышный клекот…

В устье Шексны решилась участь волхвов. Янь Вышатич добился от них немногого — лишь признания, что боги по каким-то своим причинам им не помогут.

— Знаем теперь — не оставишь ты нас живыми, боярин. Так нам боги говорят.

Воевода остался доволен и этим.

— Вот тут они не обманули, правду сказали. Хотя откуда им знать правду?

— Теперь мы от себя скажем, — встрепенулся волхв, прежде влачивший толстое брюхо, но потощавший от испытаний. Оба кудесника сидели на земле — отмороженные в ледяной воде ноги держали худо. — Если отпустишь нас, много добра тебе будет в жизни. Боги не поскупятся, и от нас дары примешь. Если же погубишь нас, не миновать тебе зла от людей и от богов. Для чего тебе наша смерть?

— Ваши боги ничего ни дать мне не могут, ни взять, — молвил боярин. — Смерть свою вы сами на себя навлекли душегубством и разбоем. Если отпущу вас, еще больше людей сгубите. Я же и виновен буду в этом перед Господом. А если исполню свой долг, то будет мне благо.

— Пришлой верой прикрываешь свою злобу, боярин! — проскрежетал желчный волхв.

— Вот тебе! — Янь Вышатич сунул ему в нос дулю. — Поступлю с вами не по моей вере, а по вашей. Эй, Лешко! — позвал он десятника. — Пусти клич, пускай смерды соберутся.

— Да чего их собирать, вон они рты разевают.

Десятка два гребцов стеклись послушать, как воевода срамит волхвов.

— Всех собери! — велел боярин.

— Все-ех? — с сомнением потянул Лешко и порысил исполнять приказ.

Гребцы с полутора десятков лодий, побросав дела, устремились на зов воеводы. Предстояло нечто необычное, и это подогревало их интерес.

Окруженный толпой смердов, Янь Вышатич показал на волхвов:

— У кого из вас они умертвили родню?

Смерды, набранные из белозерских и шекснинских погостов, вволю насмотрелись зимой на ворожбу с резней. Десятки голосов слились в общий гул.

— У меня сестру убили!

— Мать-старуху не пожалели!

— Старшую дочь от них не уберег. Как овцу прирезали.

Воевода поднял руку и перекричал всех:

— Мстите за своих!

Толпа отозвалась радостным кличем. Янь Вышатич, продираясь сквозь напиравших смердов, не оглядывался. Сзади кипела возня, воеводе блазнилось утробное звериное урчанье и чавканье.

То, что осталось от волхвов, смерды сволокли к лесу и подвесили на дубе, между небом и землей. Навечно привязанные к дереву, они не смогут уйти в подземный мир и стать вредными духами. Не сумеют и подняться в поднебесные пределы.