Иван Родионов - Жертвы вечернiя

Обыкновенно спокойный и тихій на стоянкахъ даже подъ огнемъ непріятеля обозъ, теперь наполнился снующими между повозками людьми и тревожнымъ гуломъ голосовъ.

Ропотъ и смятеніе съ каждой минутой усиливались.

Всѣ волновались. Поднялись крики. Звали обознаго коменданта.

Не оказалось ни его самого и никого изъ его помощниковъ.

Волненіе возрастало.

Тревожные, скверные слухи какъ-будто оправдывались.

Вскользь брошенныя, неосторожныя слова и предположенія, передаваясь по повозкамъ, вырастали въ определенные и кошмарные выводы.

Всѣ останавливались на одной страшной мысли: новый командующій генералъ Дени-кинъ началъ свое водительство арміей тѣмъ, что въ Елизаветинской бросилъ тяжелоране-ныхъ, въ Гначбау сдѣлалъ тоже. Вчера подъ Садами кавалерія Эрдели оставила на полѣ послѣ побѣдоноснаго боя около 300 своихъ убитыхъ и раненыхъ на поруганіе врагу. Ничего подобнаго не могло быть при Корниловѣ. Никто и помыслить не посмѣлъ бы поступить такимъ образомъ. Корниловъ не пощадилъ бы виновныхъ. Почему же такъ съ первыхъ ша-говъ зарекомендовавшему себя Деникину не бросить теперь и весь связывающій его по рукамъ и ногамъ обозъ и не спасать свою драгоцѣнную особу, прикрываясь одной только ар-

міей? Это легче.

Больше всего горячились и кричали въ обозѣ гражданскіе бѣженцы, тѣ разные «общественные» дѣятели, которые въ свое время либеральничали, подготовляли революцiю, хвалили «растреклятый» самодержавный режимъ, а теперь за спиной многострадальной арміи спасали свои шкуры отъ проявленія тѣхъ «свободъ», которыя они съ ослинымъ упорствомъ всю жизнь насаждали.

Особенно неистовствовалъ и сѣялъ панику одинъ всероссійски извѣстный своей печальной памяти дѣятельностью «государственный» мужъ.

Огромный, толстый, съ выдавшимся, горбатымъ носомъ, подобно копнѣ сѣна, сидя верхомъ на большой, гнѣдой лошади, онъ своимъ громоподобнымъ басомъ извергалъ цѣлые потоки проклятій на головы новаго, преступнаго командованія.

Раненые, а ихъ насчитывалось болѣе полутора тысячи человѣкъ, держали себя значите-льно тише.

Почти не сомнѣваясь въ томъ, что они брошены на расправу врага, эти калѣки со дна повозокъ достали ружья и зарядили ихъ послѣдними обоймами.

У каждаго изъ нихъ еще днемъ отобрали всѣ патроны, оставивъ на рукахъ только по пяти: четыре для врага и пятый для себя.

Въ послѣдній часъ они еще горѣли желаніемъ сразиться съ ненавистнымъ, презрѣннымъ врагомъ.

Юрочка, какъ и всѣ его товарищи по несчастію, тоже вытащилъ свою винтовку, тщательно осмотрѣлъ ее, протеръ тряпкой, нѣсколько разъ щелкнулъ затворомъ, зарядилъ и терпѣливо сталъ ожидать дальнѣйшаго.

Ни паники, никакого испуга онъ не ощущалъ.

Что жъ, умирать, такъ умирать. Пора. Ему не хотѣлось только попадаться въ руки врага, но съ этой стороны онъ былъ обезпеченъ и потому спокоенъ.

Въ Гначбау въ повозку Екатерины Григорьевны положили третьяго раненаго — молодого, веселаго офицера изъ Марковской бригады и они условились, что какъ только выпустятъ по четыре пули въ большевиковъ, такъ сейчасъ же одновременно въ упоръ по командѣ: «разъ, два, три!» разстрѣляютъ другъ друга.

Въ такой тревогѣ прошло безконечно много времени.

А со стороны Гначбау вечернюю темноту все чаще и чаще прорѣзывали вспышки пламени и доносились раскаты пушечныхъ выстрѣловъ.

Но вотъ прискакалъ какой-то всадникъ и молодымъ, громкимъ отчетливымъ голосомъ заявилъ, что генералъ Марковъ приказалъ обозу стоять на мѣстѣ, пока онъ самъ черезъ часъ не присоединится къ нему.

Всѣ облегченно вздохнули.

Немного горячаго, но прямого, честнаго солдата, храбраго генерала Маркова въ арміи отлично знали и всѣ вѣрили ему.

Однако тревога была такъ велика, что смятеніе улеглось не сразу.

Ждать пришлось недолго.

Издали, со стороны гремѣвшихъ орудій послышалось недружное, разноголосое ура, трескотня ружейныхъ выстрѣловъ, потомъ все смолкло.

Настала полная тишина.

Не прошло и получаса, какъ изъ темноты вынырнули стройныя колонны людей и добровольческая пѣхота, чудесно отбивая шагъ по старой пахотѣ, въ облакахъ поднятой пыли прослѣдовала къ головѣ обоза.

У всѣхъ отлегло на душѣ.

Большевистское кольцо было прорвано, но надо было выигрывать время и спѣшить, чтобы не попасть въ новую западню.

Куда-то впередъ была послана кавалерія.

Громадный обозъ, наполняя степь стукомъ копытъ и громыханіемъ телѣгъ, сломя голову, задыхаясь въ пыли, въ ночной темнотѣ мчался во всю лошадиную мочь.